Мне кажется проблема только в том что люди не уважают друг друга.
Дети это тоже люди, и конечно нельзя к ним относиться брезгливо и пренебрежительно, если они не делают лично тебе ничего плохого.
Если кого то дети раздражают, тем более нормальные, которые никому не вредят и не кричат, то это проблема, извините, того кого раздражает сам по себе ребенок.
Это все равно что кого то раздражают старики.
В чем же разница? Старики ворчат, бубнят, ругаются, и что?
Человек в силу своей глупости не понимает что и он сам был ребенком, и так же кого-то бесил возможно, и будет стариком в будущем. И что его так же не будут уважать, если он не начнет с себя, потому что все что мы делаем - вернется. Пусть не сейчас, но это не важно.
Злобно шутить не имело смысла, человек и так не счастлив (от большого счастья никто не испытывает ненависть к детям), а Вы сделали ему хуже, в этом ничего хорошего нет.
Не хотеть себе детей по каким то причинам, к примеру потому что просто нет такого желания их заводить - в этом нет плохого. Но не любить детей в целом, это = не любить стариков или не любить людей какого либо возраста другого или пола, национальности, допустим не любить женщин негритянок. Не напоминает в чем то идеологию фашистов? "Мы не любим евреев"? В чем разница?
И вот такие убеждения постепенно выливаются в то, что много людей которые ненавидят детей объединятся со временем в какую то партию, и будут их истреблять, как уже было с евреями.
Загляните немного в суть этой абсурдной идеи, и вы поймете что это убеждения сходные с фашисткими. Кричат значит уничтожить надо. Или по крайней мере пересесть туда где не кричат. Или заткнуть. Выгнать из самолета еще лучше, у нас голова болит, надо выгнать.
Человек не идет по пути эволюции, а ведь считает себя разумным...
Более того, уничтожение себеподобного свойственно только человеку, в природе нет таких животных которые бы уничтожали свой собственный вид.
А все начинается с того, что мы не любим евреев, детей, стариков и т.д. Потом это становится идеологией и дальше кончается истреблением населения. Мало разве примеров?
Добавлено спустя 2 минуты 39 секунд:
Marianna_ писал(а):А орущие дети в очереди в больнице могут вызывать только боль в сердце- имхо, потому что они маленькие, быстро устают, им страшно в больнице.
Согласен!
Я как то раньше не замечал этого массового отвращения к детям, в последние годы стало прям заметно.
Ну чтож, надеюсь до концлагерей не дойдет в будущем... Ведь уже есть движения такие как "чайлдфри", конечно они ведут себя безобидно, но в будущем чем это обернется никто не знает.
Добавлено спустя 1 час 37 минут 40 секунд:
Вот к чему это уже привело однажды. Процитирую интервью Хельги Вейссовой, автора книги «Дневник Хельги».
Для тех кто не знает, это человек прошедший будучи ребенком 4 концлагеря.
Знаете, господа форумчане, меня просто реально тронула эта тема. Как можно ненавидеть детей? Как можно ненавидеть кого либо вообще просто по факту его существования? Почитайте, может где то что-то внутри шелохнется... Почитайте Дневник Хельги.
А это интервью, для наглядности. Выделю его цитатой.
Так что, уважаемые, как бы история не повторилась с такими взглядами и убеждениями, которые сейчас модными стали
М.В.: «Почему ситуация детей в Терезине отличалась от тех, что были в других лагерях?»
Х.В.: «Потому что немцы использовали Терезин в целях пропаганды. Специально для визита комиссии из Красного Креста была украшена часть выделенного для гетто города, в которой впоследствии был снят пропагандистский фильм. Хотя с самого начала оккупации еврейские дети не могли учиться, в этой части города на одном из зданий была вывеска с надписью «Школа». Но так как не было в ней ни парт, ни школьных досок, то рядом повесили другую табличку «Каникулы».
М.В.: «Довольно цинично».
Х.В. «Бывали и гораздо более циничные случаи. Например, под немецкой оккупацией еврейские дети не могли приходить на городские игровые площадки. Тем временем, в Терезине перед визитом Красного Креста была организована такая площадка. День визита комиссии был, однако, единственным, когда можно было на этой площадке играть. Более того, когда комиссия наблюдала за нашими играми, на площадку пришел комендант лагеря с подносом бутербродов и сардинами. А мы тогда выкрикивали ранее заученную фразу: «Снова сардины? Мы ведь каждый день сардины едим!»
М.В.: «В Освенциме уже никто ничего не изображал. Могли ли дети рассчитывать там на какую-либо безопасность?»
Х.В: «В течение определенного времени был там семейный лагерь, который также был своего рода показухой для международных комиссий. Тем детям было в определенном смысле лучше. Например, в Освенциме безустанно проводились переклички, во время которых люди в течение многих часов должны были стоять под дождем или на морозе. Официально у них был целью подсчет заключенных, но на самом деле они были запланированы для истребления. Дети, имевшие семью, не должны были присутствовать на такой перекличке, до тех пор, пока они имели семью».
М.В.: «Что с ним стало?»
Х.В.: «Ночью с 8 на 9 марта 1944 года в Освенциме произошло самое крупное в истории этого лагеря массовое убийство. В ту ночь было убито более 3 700 человек, в том числе все дети. Это был конец семейного лагеря. С тех пор, когда в лагерь прибывали очередные колонны евреев, на входе людей сортировали: способные работать шли в одну сторону, а дети и пожилые люди в другую, то есть для незамедлительной ликвидации».
М.В.: «Вы попали в Освенцим будучи пятнадцатилетней девочкой, то есть практически еще ребенком».
Х.В.: «Когда мы покидали вагоны, кто-то нас предупредил, чтобы мы показывали себя здоровыми и способными к работе, и не признавались, что мы семья. Потому я добавила себе несколько лет, а мама отняла. Таким образом, мы попали на хорошую сторону».
М.В.: «В книге вы описываете ситуацию, как ночью вы услышали выстрелы, и внезапно в барак проскользнуло несколько маленьких напуганных детей, которые сразу же разбежались, прячась под нары. Откуда они там взялись?»
Х.В.: «Я до сих пор этого не знаю. Вероятнее всего они прятались от немцев где-то в бараках. Я слышала краем уха, что те дети должны были попасть в газовую камеру, но мы мало чего знали. Это произошло спустя недолгое время после нашего приезда. Также не знаю, что с теми детьми потом стало».
М.В.: «Вы не встречались с более человечным поведением немцев по отношению к детям?»
Х.В.: «Они были садистами. Например, в семейный лагерь приходил Менгеле и играл с детьми, сажая их себе на колени, чтобы затем конкретно этих детей отправить в газовую камеру. А ведь у самого была семья и дети. Доходило также до псевдонаучных экспериментов над детьми. У одной из женщин, которая родила ребенка в Освенциме, забрали его сразу же после родов, чтобы проверять, как будет он себя вести, если отобрать у него еду. Не стоит и добавлять, что эксперимент закончился смертью ребенка».
М.В.: «Как выглядела ежедневная жизнь в лагере?»
Х.В.: «Мы все, как дети, так и взрослые, надеялись, что это закончится. Эта надежда помогала нам жить. Даже та женщина, у которой забрали новорожденного ребенка, пережила лагерь, после чего написала книгу под названием: «Надежда помогла мне выжить».
М.В.: «Несмотря на то, что вы пребывали в таких страшных лагерях, как Фрайберг и Матхаузен, а также пережили переезды, в которых погибло очень много людей, вы утверждаете, что всё же именно Освенцим был худший из всех. Почему?»
Х.В.: «Это был абсолютный шок по сравнению с Терезином, в котором у нас всё-таки были свои нары, своя одежда и свои волосы. В Освенциме нам было приказано оставить в вагонах все вещи, нас раздели догола, обрили, а вместо одежды дали какое-то тряпьё, после чего загнали в бараки, где были только пятиэтажные нары, сколоченные из неотесанных досок. В местах, предназначенных для четверых, мы спали по десять человек, приклеенные друг к другу как сардины. В Терезине были, правда, хоть и маленькие, но регулярные приемы пищи. В Освенциме на десять человек с одного спального места давалась одна миска, в которую наливали какую-то жижу. Не было даже ложек, нам приходилось передавать эту миску друг другу, прихлёбывая из неё, как животные».
М.В.: «Как вы узнали о настоящем характере лагеря в Освенциме?»
Х.В.: «На второй день нашего пребывания там состоялась перекличка, во время которой какой-то офицер говорил с узниками по-немецки. Я этого языка не знала, а мама перевела мне, что он сказал: «Это лагерь смерти, здесь вы ни на что не можете рассчитывать».