Сообщение
buka87 » 04 окт 2010, 01:47
Алька Кудряшева
Назад в будущее
Я тут недавно встретила своё прошлое -
оно всё так же сидит перед компьютером
и у него всё те же царапинки на запястье.
Знаешь опять весна, а я снова брошена,
то есть всё та же - мелкая, неуютная,
красные щеки и руки в чернильной пасте.
Время не режет - просто меняет рейтинг,
Вроде бы был ребенок - теперь божок,
Холодно, - плачет, - холодно мне, согрейте
Только ухватишь за руку - обожжет.
Слушай, до нас ему, в общем-то, мало дела,
Так, проходя, морщинку смахнуть с чела,
Знаешь, я даже как-то помолодела,
Снова линяю в гости по вечерам.
То есть бежать, бежать - и всегда на старте,
Вроде бы так старалась, жила, росла,
Помнишь была такая - ни слов, ни стати,
Вот и теперь примерно такой расклад.
Даже неясно - девочка или мальчик,
А разобраться так и не довелось.
Помнишь, ходил дракончик, ночной кошмарчик,
Зыркал недобро, цепко из под волос.
Брызгалась лампа искорками в плафоне,
Ноги росли, плыла голова, а ты,
Жил у меня паролем на телефоне -
Те же четыре буквы - для простоты,
Слышишь - ее не трогать, она укусит,
Или засадит в горло свою любовь,
Время меня застало на третьем курсе,
Дав мне четыре года побыть любой.
То есть побыть собой. Ну, скажи на милость,
Дергалась, терпыхалась - и хоть бы хны.
Ты вот ну хоть на чуточку изменилась,
Кроме короткой стрижки в разводах хны?
Видимо, слишком мало тебя пороли,
Мало стучали в темечко мастерком.
Ходишь, запоминаешь, его паролем,
Мечешься, забываешь его стихом.
Время не лечит - просто меняет роли,
После спектакля - тот же виток судьбы.
Если ты набиваешь его паролем,
Значит, ты не сумеешь его забыть.
Что же, не веришь? Радуйся, смейся, спейся,
Мучайся, трепыхайся, на том стоим.
Только ты снова щелкаешь по бэкспэйсу,
Только он снова снится тебе своим.
Помнишь, как это - солнце за кромкой леса, серые скалы, родинка у виска. Ветер смеется, прыгает, куролесит, ветер втыкает палки в мои колеса, красит коленки пятнышками песка.
Мне бы замерзнуть, сжаться, а я стекаю, и извиняюсь, зная, что я права. Жизнь наконец осознала, кто я такая, жизнь поняла, куда я ее толкаю и отобрала авторские права.
Помнишь ли эти дни, локотки в зеленке, дергала струны, снашивала колки. Физика на коленке - как на продленке, помнишь, ты называешь меня Алёнкой, я огрызаюсь - Алька и никаких.
Кажется, я жила на проспекте Славы, Мити или Володи, давным-давно. Как я дрожала - только не стать бы старой, как я тебя встречала, возле состава, как мы лакали розовое вино.
Помнишь, как в марте мы открывали рамы, тусклые дни соскабливали со стен. Как я теряла зимние килограммы, точная съемка, яркие панорамы, помнишь, как я любила тебя - совсем.
Вот я сижу за стойкой ночного бара, тупо считаю трупики сиграет. Помнишь - а каждый вечер, как после бала, как я со всех страниц себя соскребала и оставляла рядом с тобой гореть.
Помнишь, или не помнишь, а было сколько теплых ночей, невыдержанных утрат. Как мы с тобой валились в чужую койку, между симфоний, между дневных осколков и засыпали в позе "сестра и брат".
Как я ждала осеннего ледостава, как я в ночи молилась за наш союз...
Господи, кто бы понял, как я устала,
Господи, кто бы понял, как я боюсь.
Слушай, я знаю, трогано-перетрогано, истины прописные на пол-листа.
Раньше, Маринка, я обращалась к Богу, но нынче боюсь, что он от меня устал.
Дергала, мучила, голову заморочила, мол, расскажи мне правду, пошли мне знак...
То есть его не то чтобы жальче прочих, но просто пора, наверно, и честь бы знать.
Так что таким вот тихим февральским ночером... Я ненадолго, мне ведь домой чесать...
Слушай, ты понимаешь, к нему-то очередь, а до тебя автобусом полчаса.
Слушай, Маринка, так, как тебе, ну, правда же, Богу еще ни разу не повезло.
Нынче - ты видишь - мир оказался радужным, будто бы всё добро победило зло.
Будто бы всё, закончились горки-горочки, те что об елку мордой и всё круша.
Нынче Москва прекрасна, мороз иголочкой губ уголки прилежно пришил к ушам.
То есть теперь чем дальше - тем интереснее, то есть что было сложно - теперь легко,
то есть у Вити поят вином и песнями, а у Анеты чаем и молоком.
Богу-то я всё время печаль и жалобы, звуком слегка похожие на пилу,
знаешь, при нем я так легко не лежала бы, скорчилась бы, наверное, на полу.
И вспоминала б горе своё по мелочи, с траурными подробностями причем,
он ведь готов услышать о каждой немочи, тоже, делов-то, плакать ему в плечо.
И разливаться речкою по раздольному,а под конец с гнусавеньким "ах, прости"
вытереть слезы. Высморкаться в подол ему. Выйти, пообещав над собой расти.
Ох, мы с тобой смеемся - ему икается, а ведь недавно липла с раскрытым ртом.
К этому так безропотно привыкается, что отвыкать намучаешься потом.
То есть вот так идешь, возвращаясь с рыночка, глазки закроешь и говори, стенай.
Ну, вот зачем, скажи мне, кому Мариночка, пусть она и надежная, как стена.
Ну и давайте, так себе и живите, в черной тоске грызите родной матрас.
Мы тут с Маринкой пьем за здоровье Витино чтоб емы было счастье двенадцать раз.
Мы это всё забудем, но вы запомните? Ткните в ладонь, когда я опять сорвусь.
Женька сопит тихонько в соседней комнате и обнимает плюшевую сову.
Мир заключен в ее непокорном локоне, дремлет в ее запутавшейся косе...
Слушай, Маринка, Бога просить неловко но, - пусть у нее всё сбудется лучше всех?
Слушай, ты понимаешь, дорога трудная, а для судьбы мы все на одно лицо.
Пусть у нее, у Мишки из Долгопрудного, Натки со Стасом, Кости из Люберцов,
всех и не перечислишь, а время дорого, капает, ночь уходит, зима поет,
пусть у них, понимаешь, всё будет здорово, как вот у нас, когда мы сидим вдвоем.
Солнце вспороло снег золотыми венами, выйти на улицу, выключить дома свет.
Слушай, не трогай Бога, ему наверное, тоже хотелось - ночером по Москве.
Бука — таинственное существо, персонификация морока, страха, некоей таинственной силы, которая может проявиться где угодно (с)