Мама купила мне велосипед. Я прыгал вокруг нее как ребенок. Да я и был ребенком шести лет. Немного оседлав свой восторг я отошел в сторону:
- Спасибо мама, как-то застенчиво сказал я.
Да, я никогда не был ласковым ребенком. Чтобы там обнять и поцеловать, прижавшись к ней. Никогда.
- И в кого ты такой неласковый, улыбаясь говорила мама.
- Ну мам, - я же ласков с девочками, меня даже Ленка вчера поцеловала.
- Эх ты, - обхватив мою шею и теребя мои волосы - ответила она.
Вырвавшись из ее объятий, сверкая пятками я бросился поделиться этой поистине радостной новостью с пацанами.
Как неумолимо бежит время. Казалось, еще вчера играли с ребятами в прятки, были разбойниками и казаками. Бродили, бегали беззаботными глазами погороду. Рассматривали прелести девочек в подъездах.
- У меня шоколадка есть. Вот так вот.
- Сереженька, а ты мне дашь половинку, - верещала Светка.
- А ты мне покажешь свою пипиську, - отвечал с полной серьезностью этого вопроса я.
- Ух ты!!! - лишился я половины сладкого какао.
- А потрогать можно? - застенчиво вопрошал я.
- Тогда вся шоколадка.
- Давай.
Прятки остались, но сейчас я уже прячусь не от Кольки из семнадцатой и не от Ленки из двадцать пятой. Прячусь от книг, от профессора нашего университета, также спрятавшего свой хитрый взгляд за толстым стеклом в костяной оправе, от проблем быта.
Уже и деревья кажутся не такими большими, и ноги, в этих смешных сандалиях, превратились в мужскую ступню сорок четвертого размера. Лишь какие-то воспоминания.
Помню лишь свои слезы. Мама сняла ремень со стенки.
- Мама, не надо. - Ну за что, они сами не отдавали свои игрушки.
Помню дядю милиционера, который к нам приходил, по поводу этого так сказать маленького проступка. У маленьких - маленькие проступки.
- Ну мама, за что? - голосил я на весь дом.
- Что же ты делаешь негодник?!
- Тебе мало игрушек?
- Я тебе в чем-то отказываю, в твоих прихотях, - кричала мама, меняя фразы с кожаным ремнем.
- Да как ты мог ударить по голове кирпичом Колю.
- А Лену? - Зачем ты ее тащил за волосы по всему двору? Это же девочка.
Я был заперт в комнате.
Ну да ладно, все уладилось. Все потом помирились: Эх детство.
Да, все изменилось. Все стало казаться с другой точки зрения. С более взрослой.
Дядя милиционер с усиками - стал ментом. Светка с Ленкой поменяли свои детские формы. Теперь уже не проходил шоколадный бартер. Да и мои желания возросли.
Мороженое с лиманадом поменялось на водку с пивом. Теперь за свои поступки я должен отвечать сам, самостоятельно. Взял академ, чтобы из универа не выгнали. Это как в том анекдоте:
- А ты что развелся то?
- Плохо что ли готовила?
- Да нет. За непосещаемость.
За все нужно платить. Платить самому. Вот в этом я не хотел взрослеть ни капли. Я взрослый, я решаю свои проблемы сам; я пью с кем хочу, я приду во столько, во сколько мне это заблагорассудиться.
Я взрослый настолько, что могу сказать без зазрения совести. Назвать ее на.
- Слышь, мать - дай мне пять сотен.
Дает. Иду на день рождения к Ленке.
- Когда вернешься?
- Не знаю мам. Может завтра вечером.
Пришел через два дня, не один. С Ленкой. Мамы не было дома. Сразу на кухню.
- Бля: Даже поесть не оставила. Сложно что ли. Поворачиваюсь к шкафу.
Записка: Я до вечера среды в командировке.
- Деньги в моей тумбочке. Целую. Не баловаться.
Пошел, нет, рванул со скоростью света в ее комнату. Глаза прокрутились - три семерки вместе с носом. Две штуки. Так-с. Сегодня суббота, полдень. По пять сотен на день. До вечера, до среды.
- Ленка, - живем.
- Привет мать. Как дела?
- Сам то как?
- Нормально все.
- Мам ты же знаешь Ленку. Так вот. Она теперь будет жить со мной, в моей комнате.
::. ?
Ленка появилась вовремя, выручила от ответа на ненужные вопросы.
- Так-с.
- Хоть вы и знакомы, вот мам - моя девушка.
- Здраствуй, наигранной улыбкой, поприветствовала ее мама.
- Здраствуйте, тетя Катя.
- Мам, мы гулять пошли.
- Когда придешь?
- Когда придем? - Ну: не знаю, но не жди. Может опять поздно.
- Нет мам, - она будет со мной.
- Все мам, я не хочу с тобой больше разговаривать, - сказал я закрывая дверь в свою комнату.
- Денег тебе?
- А за что?
- Мам, хорошь прикидоваться. Ты никогда не спрашивала.
- Нет мам.- Я не наркоман.
- Не дашь?!
- Хорошо. - Нет так нет.
- Я ухожу из дома.
- Покушай хоть на дорожку, - съехидничила мать.
- Да пошла ты, хлопнул я дверью.
Улица приняла меня потоками ливня. Мокро, холодно, хоть и лето.
Ленка дура. Что еще сказать. Да, мама у меня бывает немного резкой. Но зачем бежать от меня, тогда, когда мне больше всего нужна поддержка.
- Сама ты мама - дура.
- Хорошо.
- Да, да я пойду к друзьям.
- Все пока.
Куда-то сразу подевались те, кто называл меня своим другом. Когда я остался один, без денег, без крыши над головой, под которой всем и всегда так хорошо пилось пиво, съедалось множество бутербродов. Где все? Наверное, тогда я понял, что друзей не может быть много.
Ленка ушла: Увы. Не посчитав меня за грош. Все ушли. Я один. Да будет - вперед!
- Серега, - ты понимаешь, - мать приехала с отдыха, - отзвонил мне на телефон Ромка.
- Бля: опять движение сумки. Опять туда. В неизвестность.
- Привет.
- Привет.
- Ты что такая грустная?
- Скучаю.
- Я тоже.
- Лен, а я квартиру снял.
- Ага, работаю на Вднх, продавцом-консультантом.
- Зарплата какая, - с улыбкой повторяю ее вопрос. Ну на ужин при свечах хватит.
- Придешь?
- Позвони ближе к вечеру.
Как мне нравится, когда она улыбается. Как пахнут ее волосы. Как она смущается, когда я рассматриваю ее в душе. Все стало на круги своя.
Прошло пол года. Все в одинаковом темпе. Девушка, работа, съемная квартира.
Восстановился в универе.
- Алло девушка, да, я по объявлению насчет работы.
- Нет, незаконченное высшее.
- Не подхожу?
- Нет.
- Спасибо.
- Алло.
- Да, по объявлению.
- Нет, незаконченное высшее.
- Извините.
Что не говори, ученье - свет. Не всю же жизнь объяснять гражданам, чем отличается этот комбайн от этой прекрасной мясорубки. Без вышки никуда.
- Алло, Серега, здорово. Как дела?
- Здорово Ромка, да нормально все. Сам как?
- Может вечером пивка?.
- Ок. Давай.
- Да, Серега, давай только без девчонок.
- Ок.
- Все, на Первомайской в восемь.
- Да, четыре кружки.
- Мне мать твоя звонила, отхлебывая пиво, - говорит Ромка. Спрашивала, что да как.
- Ну и?
- А я что. Сказал все как есть.
- Сам ты дурак. Что тебе стоит. Позвони да помирись.
- И что?!
- Что, что. Скучает она, волнуется. Как никак, шесть месяцев тебя не видела.
Это твоя мать, понимаешь, твоя. Одна, единственная.
Напились.
- Привет.
- Здраствуй.
- Сереж, мне Ромка дал твой телефон, мобильный ты игнорируешь.
- Мам, оставь меня в покое. Что опять? Чем я тебе опять мешаю? У меня своя жизнь.
- Ты мне никогда не мешал и не мешаешь. Ты не забыл, у тебя завтра день рождения. Придешь?
- Нет мама. Все хватит.
- Прости меня, сына, - опустилась в голосе мама. Если я тебя чем-то обидела - прости.
Наверно я все-таки не совсем бесчувственный. Воздержался от грубостей.
- Ну что? Придешь? приедут.
- Посмотрим, мам.
- Можешь взять свою пассию.
- Пока.
Сколько раз слышал трель родного звонка. Сейчас все для меня как будто вновь. Испарина на руках и на лбу.
- Что ты нервничаешь, - поддевала меня Ленка.
Тру руки об джинсы. Нет бы поддержать, а она подкалывает. Молчу. Шелчок.
- Привет мам.
- Здраствуйте тетя Катя, с именинником вас, - поздравляет Ленка.
- Привет. Поздравляю тебя.
- Спасибо мам, с неохотой отдаваясь в ее объятия, - выдавливаю я.
Гости-родственники, выпивка, домашняя еда, приготовленная мамой, улыбки, поздравления - как же все это здорово. Опять воспоминания унесли меня куда-то в детство.
- Сереж, - сказала мама, выдернув меня из воспоминаний. Сегодня твое восемнадцатилетие. Ты стал уже взрослым, как я давно это хотел услышать, мама перевела дыхание. Хоть мы и живем раздельно, мне тебя очень не хватает.
Если я и была неправа когда-то, прости меня пожалуйста.
- Мам!
- Не перебивай сынок. Я не хочу чтобы ты слонялся где-то, и этим подарком, я выражаю свою любовь.
Звон стекла, присоединения остальных к тосту. Я развертываю коробочку с подарком. Ключи. Мама подарила, квартиру, на одной лестничной клетке, рядом, рядом с ней. Обвожу глазами гостей.
- Извините меня, - с комком в горле обращаюсь ко всем. Я сейчас, - выхожу на балкон. На глаза накатываются слезы. Скурив две сигареты, возвращаюсь.
- Спасибо мама, - как обычно сухо говорю я.
Переехали.
Заканчиваю третий курс, работа отличная, своя квартира, девушка, которую, как мне кажется, люблю больше всего на свете, полный достаток, что еще нужно в двадцать лет.
На протяжении двух лет почти и не общались-то с ней, так если только, по мелочам. Но я все равно знаю, что ей было приятно, зная что я под боком, рядом.
- Привет мам, есть что поесть - с голодным взглядом бежал я на кухню.
- А что, твоя не готовит?
- Мам, хорош заводить старую песню.
- Алло, Сергей, - это вас Евгения Николаевна беспокоит.
- Да, что случилось?
- Сергей, - мама в больницу попала.
- Что, что случилось?
- Когда скорая забирала, сказали что инфаркт.
- Алло, Николай Иванович, - это Сергей, мама в больнице, я прерву командировку.
- А что случилось?
- Я и сам толком не знаю. Позвонила соседка, сказала что скорая забрала с показанием на инфаркт.
- Да, давай, вылетай.
- Вы кем будете?
- Сын я.
- Я главврач, Сергей Александрович.
- Очень приятно, тезка.
- Да, инсульт.
- Это серезно?
- Да. Парализовало конечности.
- Сложно сказать сколько. Сейчас ей нужен только покой и уход.
Захожу в палату.
- Ей сделали укол снотворного, - говорит тезка. Надо, чтобы она хорошо выспалась.
- Привет мам. Проснулась. Ну не плачь. Все будет хорошо. Почему не можешь двигаться? От усталости.
- Что со мной. Сереж, скажи правду.
- Мам у тебя был инсульт, парализовало конечности.
- Нет мам, доктор сказал, что все можно восстановить. Физические процедуры.
Отдых. Свежий воздух.
- Мам, а давай на дачу махнем все вместе, сказал я вечером уже дома.
- Давай, только можно тебя попросить без Лены.
- Хорошо мам, - не стал спорить я.
В дверь позвонили.
- Здравствуйте Николай Иванович. Проходите.
Николай Иванович, одноклассник мамы, на данный момент директор банка, в котором я работаю. Опять спасибо маме, пристроила.
- Налей в вазу воды.
- Привет Катенька. Как ты?
- Да как. Сам видишь, но обещали что поправлюсь.
- Спасибо за цветы, - улыбнулась мама.
Я вышел на балкон, покурить.
- Серега, - прервал меня от моих размышлений Николай Иванович. Мама сказала, что вы на дачу хотите съездить.
- Ага, только ведь на работу надо.
- Ну, насчет работы ты можешь не волноваться. Поезжайте. Ей сейчас отдых нужен. Побудь рядом с ней хотя бы недельку.
- Спасибо Николай Иванович.
- Ладно, давайте, аккуратно там. Я к выходным заскочу. Да, кстати, поедем ко мне, я тебе кресло инвалидное дам. Жена умерла, а кресло осталось. А то сам знаешь, в наших больницах ничего не дождешься.
Договорился с Евгенией Николаевной, медсестра с тридцатилетним стажем, да к тому же наша соседка, будет присматривать за мамой, на время моих командировок.
- Лен, ты давай тоже, не ссорьтесь только. Ты же знаешь, маме сейчас нельзя волноваться. Заходи к ней почаще. Меня целый месяц не будет. Все, давай, мне в аэропорт надо.
Захожу в мамину квартиру.
- Да мам, на месяц. Это важная для нас поездка. Ну все, давай. Смотри аккуратно здесь без меня. И с Ленкой не ругайтесь, тебе нельзя волноваться.
- Не подходит она тебе.
- Мам, все, давай не будем. Я пожалуй как-нибудь сам разберусь. Ну все, я побежал. Целую ее в щеку.
- И тебе удачи.
Оставалось последнее совещание. Побрившись, спускаюсь в гостиничный кафе-бар, завтракаю. Какое-то непонятное ощущение внутри, в груди. Сердце сжимается.
- Алло, Евгения Николаевна, у вас все нормально. Как мама?
- Нормально все, не беспокойся. Спит она. Я только ей укол сделала.
- Да, сегодня вечером прилечу. Ну все, до свиданья. До вечера.
Как же долго тянулся этот месяц. Ну вот и все, последнее совещание окончено, мы получили этот кредит. Все, осталось только забрать из гостиницы вещи, перекусить и в аэропорт.
- Алло Сергей. Это Евгения Николаевна.
- Что, что случилось?
- У мамы был повторный приступ. Врачи не стали забирать ее в больницу, сказав, что передвигать ее очень опасно. Поставили капельницу. Сейчас вот только доктор уехал. Давление стабилизировалось.
- Спасибо вам, что позвонили. У нас нелетная погода, отложили рейс на три часа.
- Девушка, милая, ну может можно что-то сделать. У меня мама при смерти.
- Я сожалею молодой человек, но от меня ничего не зависит. Все рейсы отложили. Посмотрите погода какая.
Молча сижу в баре, пью, пускаю дым в потолок. Наконец-то объявляют рейс.
- Как это случилось?
- Сергей, не хотела говорить, но: Она сидела у окна, воздухом дышала, я подошла чтобы накрыть ее пледом, прохладно было уже, подъехала машина, а там: твоя Ленка с каким-то мужиком в машине целовалась. Машина как раз под фонарем стояла. Все видно было как на ладони. Она успела, мне и сказать только что: - Смотри Жень, я же говорю, не пара она ему, и, стала задыхаться.
Я переложила ее на кровать и в скорую позвонила. До их приезда укол сделала.
Открылась дверь и зашла Ленка.
- Здрасьте. Серега, ты что не мог позвонить, - улыбнувшись, спросила Ленка.
Встаю со стула, пощечина. Она падает. Хочу добавить, но Евгения Николаевна останавливает.
- Вон из моего дома. Вон, вон, блядь, я сказал. У тебя час, слышишь, ровно час, чтобы отсюда убраться.
Соседка схватила меня за руки: - Тише, успокойся, не буди маму.
- Мам, я опять обкакался, - из своей кроватки улыбался я.
Она беспрекословно брала и меняла мои пеленки, посыпала присыпкой, ласково говоря:
- Ах ты мой маленький засранец.
Сейчас проще. Сейчас даже памперсы для взрослых есть.
- Вот так. Вот мы и переодели тебя. Ну что ты плачешь? Не плачь, не надо.
После этого приступа она уже не могла говорить. Лишь какие-то шипяще-гортанные звуки.
- Мам, ну поешь немного, - подносил к ее рту я ложку. Нет мам, не отворачивай голову. Тебе надо сил набираться чтобы поправиться.
Ей было стыдно, когда я менял ей памперсы, постель. Из-за этого она отказывалась от воды, от еды.
- Мам, ну ты что в самом деле? Хоть ложку каши съешь.
- Кхшш, кхшш.
- Мам, а сколько ты за мной убирала, кормила с ложки, когда я болел. Что ты мне говорила:
- Ложечку кашки съешь и поправишься.
- Ну вот мам, молодец. Давай еще немного.
- Кхшш, кхшш.
Я смотрю на нее, заглядываю в ее глаза, пытаясь угадать, что она хочет.
Днем она все больше спит. Соседка не отходя дежурит около нее, несет свой дневной пост. Прихожу с работы, принимаю вечернюю вахту. Мне уже везде слышатся эти звуки - кхшш, кхшш. Быстро бегу домой. Заходят пацаны. Зовут пивка попить. Вежливо отказываюсь. Отсыпают травы. Иду на балкон. Забиваю, курю, чтобы хоть как-то отвлечься. Захожу в комнату. Все по новой. Кхшш, кхшш. Сейчас мам, сейчас. Переодеваю, кормлю.
- Да мам, сейчас телевизор посмотрим. Подкладываю ей еще одну подушку. Уже ее по звукам понимаю. Да мама, сейчас переключу. Какой-то сериал. Она их любит.
Заметная улыбка на ее лице. Она смотрит на эти картинки, а я на нее.
Боже, как ее болезнь изменила. Еще три месяца назад эта сорокадвухлетняя женщина вся дышала красотой. Румяное лицо, фигура. Я даже завидовал, своему директору, который пытался за ней ухаживать. Она была поистине красивой женщиной. Она так и не пересекла ни с кем свою судьбу после смерти отца.
Сейчас же одеяло скрывало тело скукоженной, морщинистой старухи. Кладу к ней на грудь свою голову, укрываясь ее рукой. Засыпаю. Снится детство.
- Ааа, мама больно, - орал я на весь двор.
- Что случилось, обнимая меня, - спросила мама.
- Я с дерева упал, показывая свои руки, которые были все в занозах, - плакал я.
Она меня уложила на кровать, смазала йодом ссадины. Я помню только ее руки, которые могли незаметно вынуть все занозы, погладив, убрать боль. Как же мне сейчас хотелось вытащить занозу из ее сердца.
Проснулся от шума телевизора. Осторожно встал, чтобы не тревожить маму. Иду на кухню, выпить стакан воды. Возвращаюсь, накрываю ее, наклоняюсь поцеловать. Холодный ветер, распахивая окно, врывается в комнату. Холодное лицо, с застывшей улыбкой.
Ночной ветер треплет волосы, дает забыться, успокоиться. Надышаться можно только ветром. Два дня на даче. С детства не переношу процедуры подготовки к похоронам.
Отпетые священником псалмы, плач женщин за моей спиной, горсть земли в руках. Последний путь.
- Серега ты идешь, - окликнул меня Ромка.
- Нет, вы идите, я побуду еще.
- Мамка твоя? - вывел меня из раздумий чей-то голос. Это были могильщики.
- Да.
Они присели рядом. Я разлил по стаканам оставшуюся водку.
- Меня Кузьмичом все кличут, а это дружище мой - Колян.
Помянули.
- А моя мамка вот, рядом покоится, - показывая рукой на соседнюю могилу, проговорил Кузьмич.
- А твоя? - обратился я к Коляну.
- Я ее не знаю. Я из детдома.
Помолчали. Колян сбегал еще за бутылкой водки.
- Давайте, - сказал я, наполняя стаканы, за всех живых матерей-здоровья им, и, за всех ушедших - пусть земля им будет пухом.
Я поднял к небу влажные глаза:
- Посмотри мама на этих славных детишек. Как ты и хотела: мальчик и девочка.
На мою жену, на этот залитый солнцем двор. Прислушайся. Ты слышишь? Шум волн, крики чаек. Это была твоя мечта, иметь домик на берегу моря, видеть меня счастливым. Посмотри же - я счастлив, только мне не хватает тебя.
Легкий ветерок качнул кресло-качалку. На секунду мне показалось, будто она сидела в нем и смотрела на все это такими же счастливыми глазами, как и я.
Солнце озарило землю. Эх: Земляне.
Почему-то вспомнились слова из книги Г. Г Маркеса "Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник".
Сто лет одиночества прошли. Я возвращался на свою родную землю. О которой я никогда не забывал и не забуду. На землю, где покоится прах матери.
Издалека заметил, покрашенную ограду, ухоженную могилу, свежие цветы на ней.
- Не обманул Кузьмич. Присматривает, - каким-то теплым чувством разлилось по телу.
Открыл калитку, зашел, присел на скамейку: - Здравствуй, Мама. Я дома.
ЗЫ. Человек! Подойди к двери. Позвони или постучи. Откроет женщина. Одна единственная, любящая тебя бескорыстно, без обмана. Это твоя Мать, понимаешь, твоя, единственная. Просто обними и скажи:
- Здраствуй мама. Я дома.
Мама,я дома!
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
Мама,я дома!
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Старожил
- Сообщения: 1658
- Зарегистрирован: 24 фев 2009, 22:32
- Репутация: 308
- Пол:
Нет слов. Эмоции довлеют. Когда успокоюсь, может на холодную голову напишу нормальный пост.........-
- Старожил
- Сообщения: 2161
- Зарегистрирован: 24 окт 2008, 15:43
- Репутация: 0
- Забанен: Бессрочно
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
ВСЕГДА-ВСЕГДА.
"Неразделенная любовь так же отличается от любви взаимной, как заблуждение от истины."
Ж. Санд
Длинный звонок, спотыкаясь и захлебываясь, врезался в уютную ночь. Артем чертыхнулся, и натянул подушку на голову. Звонок не унимался. Лера приподнялась и сонным голосом поинтересовалась:
- Ну, кто это еще на нашу голову?
Звонок утих, но только для того, чтобы начать заново свои оглушительные трели.
Артем рывком сел на кровати. Тело снова заломило после жесткой полки поезда. Артем только сегодня вернулся после нудной командировки, добирался долго, с пересадками, только во втором часу его, полуживого, Лера сняла с поезда, а теперь кого-то принесло.
Артем накинул халат и подошел к двери. Глазок моргнул темнотой. Странно, когда они шли домой, свет еще горел. Артем снова выругался, теперь уже в адрес быстроруких воришек.
- Кто? – прорычал он в дверь.
Звонок ответил новой трелью.
- Кто? – повторил Артем.
Внезапно звонок умолк и Артем, повинуясь невольному порыву, открыл дверь. На лестнице было не так уж и темно. Предрассветные сумерки скрадывали пыль и мусор лестничной площадки, но позволяли разглядеть темную фигуру на фоне грязного окна на площадке между этажами.
«Как он так быстро туда взбежал?», промелькнула у Артема мысль.
- Привет! – фигура подняла руку в знак приветствия и Артем глухо застонал.
О, нет! Только не это! После двух суток поезда, бреда самой командировки, в преддверии предстоящего разговора с начальством…
- Что тебе нужно? – сквозь зубы проскрипел Артем.
Черная фигура оторвалась от окна и начала спускаться навстречу Артему.
- Тихо, тихо, Тамка, - некогда умилительно-ласкательное прозвище резануло ухо и совершенно обозлило Артема.
- Как ты меня достала, - простонал он.
Он ожидал очередных слез, бури истерик, коих пережил уже немало за последний год. Но все было тихо.
- Это тебе, - темная и от этого еще более неприятная рука протянула Артему целлофановый пакет. В пакете что-то звякнуло.
- Нина, я тебя умоляю, - начал Артем.
- Ничего, ничего, не переживай, это в последний раз. Я уже ухожу. Все. Спокойной ночи.
И какой-то ночной летучей мышью прошелестела вниз по лестнице.
Уже позже Артем подумал, что она все-таки сказала «Спокойной жизни», но тогда он был счастлив уже просто оттого, что она ушла. Конечно, ни в какой «последний раз» он не верил. Бывшая супруга доставала его уже целый год. Вернее, формально она еще не бывшая, но это мелочи, которые волновали только Леру. Расставался он с Ниной долго, сложно, даже живое предъявление Леры – причины его разрыва, не повлияло на ее истеричные выходки. Она рыдала у его кабинета, бросалась под колеса его «Жигуленка», на мобильном пришлось сменить номер и мысль о киллере уже не казалась Артему такой дикой. Развод ему она решительно не давала, на все попытки объяснить, что он встретил самую большую любовь жизни, фыркала или снова рыдала в три ручья.
Артем закрыл дверь и наткнулся на стоящую у дверей Леру.
- Кто это был? – сонно щурясь от яркого света в прихожей, спросила она.
- Какие-то пьяные придурки, - отмахнулся Артем.
- Мне показалось, что ты разговаривал сам с собой. Я сначала даже подумала, что это опять Нина. Но она всегда так громко кричит, что слышно на весь подъезд.
Артем уложил Леру, а сам пошел на кухню. Сон как рукой сняло. Черт, эта ненормальная опять выяснила, где он живет, а значит, начнется все сначала: звонки, слезы, ночи у его двери на коврике. Артем взял сигарету и только сейчас заметил, что все еще держит в руках тот пакет, что отдала ему Нина. В пакетики лежали ключи. Два абсолютно одинаковых ключа на простом кольце. Артем в полном психозе кинул пакет в мусорное ведро и наконец-то пошел спать.
Снова длинный звонок разбил красивый сон, где он мчался на чем-то мягком и воздушном к яркому, ослепительному рассвету. Артем помотал чумной со сна головой и потянулся за трубкой.
- Да… - выдохнул он.
- Сынок, ты уже проснулся?
- Привет, ма, - зевнул Артем и оглянулся на Леру. Она пыталась урвать последние обрывки сна, крепко сожмурив глаза.
- Темочка, ты уж прости, что так рано, ночью я не стала звонить. Как ты доехал?
Это было что-то новое. Родственникам он всегда звонил сам, механически докладывая: приехал, уехал, с Новым годом.
- Что случилось? – грозно и решительно спросил Артем.
- Э-э-э, понимаешь Тема, Нина…
- О, Боже, опять?!!! – простонал Артем, наматывая на руку провод от трубки.
- Она, как бы это сказать, в общем, она умерла.
- Как умерла? – сон, как рукой сняло. – Я ж с ней разговаривал!
Мама еще что-то долго и терпеливо разъясняла, но Артем уже плохо слушал, слова вливались в него и там таяли, а в голове стучало только одно: «Я свободен, теперь я свободен и могу жениться на Лере».
Когда он положил трубку, Лера уже не спала. Сидела в кровати и смотрела на него. Умела она так сидеть, молчать, а в серых глазах два знака вопроса.
- Нина умерла, - молчит. Хотя бы вскрикнула или удивилась. – Она покончила с собой. Вскрыла вены. Мне нужно туда ехать.
Всё, что было потом, Артем помнил плохо. Он куда-то ездил, что-то делал, даже подписывал какие-то бумаги. Из шума разговоров и потока несвязных действий выплыл мамин голос:
- Мы не стали сразу тебе звонить, все-таки у тебя такая важная командировка, а вы уже и вместе-то не жили.
- Что значит сразу? – не понял Артем. - Это же только сегодня случилось, утром?
- Тема, это случилось два дня назад, уже почти три, ее же не сразу нашли, - терпеливо и внятно проговорила мама.
- Но я ее видел! – вскинулся Артем. - Она приходила ко мне ночью. Этой ночью. Она приходила и отдала мне какие-то ключи!
- Тема, ну какие ключи, ты приехал, устал, тебе все приснилось. И вообще шел бы ты домом, ты уже тут все сделал.
Артем вышел на улицу и жадно закурил. Рядом встал какой-то мужчина, тоже куривший. Далеко не сразу Артем понял, что это его тесть – Константин Михайлович, бывший тесть, поправил он сам себя.
- Удавить бы тебя, сученка, - как-то вяло и даже скучновато сказал Константин Михайлович, - да толку.
Протянул Артему конверт.
- Вот держи, нашли рядом с… - Константин Михайлович сглотнул, помолчал, сдержался.
Конверт Артем открыл уже в автобусе, тяжелый взгляд тестя провожал его еще долго. Наверное, только тогда он и понял, что Нины действительно больше нет. Не так, как он мечтал, чтобы она его не трогала, уехала, улетела, просто не встречалась. А вообще больше нет, нигде и никогда.
В конверте вместо надрывного прощального письма, которое ожидал увидеть Артем, он нашел малюсенький огрызок бумаги, на котором было всего несколько слов:
«Стоянка у Концертного зала, ряд 4, место 17, на нашу с тобой фамилию».
Пришлось вылезать и ехать в обратную сторону. Со стоянкой все понятно, там стоят машины. Дальше непонятно. Машины у них с Ниной не было и не предполагалось. Вернее, предполагалась, но когда они еще вместе были, собирались объединить имеющиеся по родственникам финансы, плюс собственные усилия… Но не успели, Артем встретил Леру, а с ней и «Жигуленка», на котором теперь лихо разъезжал и еще более лихо чинил. Мысли привычно потекли в приятное спасительное русло о первых жарких встречах с Лерой, о торопливых признаниях и каких-то совершенно сказочных удовольствиях, о которых Нина, кажется, даже и не знала.
Забор автостоянки вернул Артема из заоблачных миров к реальности. Косясь на будку сторожа, он быстро прошел внутрь. На 17 месте четвертого ряда стоял автомобиль Рено.
- Издеваемся, - прошипел Артем.
Была у Артема давняя и по понятным причинам несбыточная мечта. Хотел он «француза». Вовсе не то, что мог бы подумать каждый. Хотел он французскую машину. Хоть самую старенькую, хоть какую. Рено же с 17 места был вполне нов, красив и сиял каким-то еще салонным блеском, словно и не пробовал ни в жизнь грязи постсоветских дорог.
- Ты чего тут? – гавкнул кто-то сзади.
Артем развернулся и увидел крепкого мужика, с гантелей в руке. Выглядел мужик серьезно, а смотрел недоверчиво.
- Ничего, - отмахнулся Артем.
- Забирать что ль пришел? – не унимался мужик. – Она сказала, что муж придет через пару дней забрать.
- Кто? – резко развернулся Артем.
- Фамилия как?
Мужик сунул гантель под нос Артему и потому ответ вышел не совсем четко:
- Мул-лкачев.
- А… - нахмуренные брови разошлись, блеснули золотые коронки. – Ну, так забирай, чего стоишь.
Пока Артем, матерясь и все еще ничего не понимая, пытал грозного сторожа, пока, матерясь, мчался домой, пока орал на Леру (ну, всего-то два слова матом!), за то, что она уже выбросила мусор, пока копался в мусорном баке во дворе, пока дрожащими руками рвал один за другим одинаковые черные мусорные пакеты, пока целовал найденные ключи, пока добирался назад на стоянку и только с третьей попытки смог открыть дверь вожделенного, дражайшего… наступил вечер. Уютные сумерки обняли город, фонари добродушно поблескивали, а Артем катил на своей… совсем своей, по-настоящему своей, французской машине.
***
- Понимаешь, Димыч, она продала хату. Ту, что ей предки купили. Так она ее на фиг продала, купила тачку и вскрыла вены. А я самый прямой наследник. Я ж муж. Как подумаю, что было, если б мы все-таки развелись.
Бар тонул в сизой дымке, в глазах плескалась выставленная под кураж текила и даже сам Димыч, что сидел вроде бы в аккурат напротив Артема, казался далеким и призрачным.
- И что теперь? – Димыч будто бы и не пил, сидел прямо, смотрел с хитрым прищуром.
- Эх, - Артем лихо опрокинул еще стопку, но с каждым разом текила шал все хуже и хуже, - женюсь на Лерке, уеду в столицу. Жигуль продам, а хочешь, тебе подарю?
- Подарите мне.
Голос ударил Артему в спину, разлился теплой, заботливой волной и развернул на 180 градусов.
Сначала ему показалось, что это сказала Нина. Потом понял, что это полный бред. Низкий, чуть с хрипотцой и каким-то надрывным изломом голос был совершенно не похож на привычное Нинино шипение. Девушка, сидевшая за его спиной у барной стойки тоже была совсем не похожа на Нину и даже на Леру. Супер-короткий ежик черных волос, волнующая грудь и бесконечные ноги – первое, что выхватил взгляд Артема из сигаретной тьмы. Да! И она курила! И как ни странно, это его приятно завораживало. Ни одна его девушка никогда не курила. Ни рыжеволосая пухляшка Нина, ни Лера - белобрысая холера (выражение Димыча). Но когда девушка подняла глаза, Артем снова почувствовал, что медленно и неуклонно сходит с ума: без привычного укора и слез, просто ласково и нежно на него смотрела Нина. Артем дернул головой и наваждение исчезло.
- Текила и похороны – несовместимые вещи, - пробормотал Артем.
- Вероника, - девушка протянула пять красных ногтей, - подарите мне Жигуль, я поставлю его в саду и сделаю прекрасную клумбу.
Ну, что тут скажешь?
Потом что-то было. Артем непривычно много говорил, Димыч непривычно довольно хмыкал, они куда-то ехали и снова что-то пили. А потом все закрутилось, перекрутилось, наклонилось и он проснулся у себя дома. Тупая боль плескалась в черепной коробке. Лера говорила какие-то слова и, кажется, была рассержена.
- Приснилось, мне все приснилось, - стая дохлых кошек вывалилась изо рта, Лера взвыла и умчалась в ванну. Планета резко тормознула, а потом дала с места такого стрекоча, что этого израненный алкоголем организм Артема вынести уже не мог.
Прохладные пальцы легли на лоб, мерный стук каблуков ввернул Артема в надоевшую реальность. На лоб снова упало что-то холодное и мокрое, а требовательный уверенный голос сказал:
- Пей!
Не открывая глаз, Артем сел и выпил. Было вкусно, приятно и уже почти не больно.
- Спасибо, Лерочка, - тщательно пережевывая буквы, произнес Артем и открыл глаза.
Перед ним сидела Вероника.
- Как вошла – не твое дело, тебе станет лучше через полчаса, у меня есть еще час, мы все успеем, пока не вернулась твоя подруга.
Артем попробовал удивиться, но всё, что она сказала, казалось логичным и правильным. Единственное, что смущало…Что же? Нет, не теперь, когда она стоит у окна, а вот до этого, когда она сидела. Что же?
- Сядь, - попросил он.
Она сели, наклонилась и поцеловала его в нос.
- А-а-а-а! – Артем отпрянул и ему снова показалось, что все это не более, чем бред и галлюцинация.
- Что? – Вероника была по-прежнему спокойна и выжидающе смотрела на него.
- Откуда, откуда у тебя эти серьги?
- Наверное, это странно, но я купила их в магазине, - последнее слово она уже выкрикивала с кухни. – Чай черный или зеленый?
Артем лег и попытался глубоко дышать, раньше это помогало, но раньше у него не умирала жена и не появлялись девушки из ниоткуда.
- Она совсем на нее не похожа, - сказал он вслух. – Да, у нее такие же серьги, ну и что? Да, эти серьги мы покупали с Ниной вместе на Кипре, но мало ли кто бывает на Кипре. В баре мне что-то привиделось, но сколько я уже к этому времени выпил?
Его самокопание были прерваны появлением Вероники. В руках она держала поднос с чашками и вазочкой варенья. На ней не было никакой одежды, но держалась она так естественно, будто был по-прежнему одета в свой синий деловой костюм.
- Мне же никогда не нравилась такая грудь, - подумал Артем, - это ж надо было быть таким придурком.
Вместе с одеждой Вероника сняла свою холодность и олимпийское спокойствие. До сих пор Артем был стопроцентно уверен, что это он – первая скрипка, а девушки просто падают и млеют. Млеть Вероника явно не собиралась, да и падать тоже. Падал он, куда-то глубоко и очень хорошо, всю жизнь бы так падал. Вот только…
***
- И ты, понимаешь, в этот, блин самый момент, ну, ты, понял… Добрый день, Александр Семенович, конечно, я отправил факс, вот по этому поводу и говорю. Девушка, прошел факс?
Блин, козел старый, ходит, палит. – Артем проводил взглядом ненавистного «старого козла» и опять зашипел в трубку. – Короче она как заорет, блин, Димыч, ты вообще слушаешь?
- Угу, - прожевал в трубку Димыч. Он-то слушал. Он слушал и кушал. Это Артем ни свет, ни заря на работе сидит, а свободные художники-журналисты, как Димыч, могут и позавтракать спокойно дома.
- «Тамка, Тамка», - дикий вопль Артема заставил дрогнуть Димыча и внушительный кусок колбасы шлепнулся на не слишком чистый пол.
- Это что за хрень? – недовольно ворча, Димыч полез под стол.
- Ну, это ж меня так Нинка называла, ты еще ржал, что на собачью кличку похоже.
- А она-то откуда это знает? - колбаса была спасена и Димыч начал вслушиваться в нервные хрипы Артема.
- Вот и я ее об этом спросил. А она вся как будто с неба спустилась: «ничего не помню, ничего не говорила, тебе послышалось».
- Может, тебе и правда послышалось? Темыч, че ты грузишь, - колбаса кончилась и Димыч снова стал заводиться. – Я, конечно, понимаю, Нинка поступила не лучшим образом, ты опять же напрягся и нервничаешь. Вот она тебе везде и мнится. С другой стороны, ты ж сам от нее ушел, причем давно. Ну, трахнул ты девку из бара, молодец, слил напряжение, опять же молодец, давай дальше в том же духе. Давай сегодня куда-нибудь завалим, кого-нибудь завалим, - Димыч захихикал, довольный своим каламбуром.
- Иди ты к черту, - Артем с шумом бросил трубку.
Лера не стала устраивать истерик. Не стала отдавать подаренное кольцо, делить ложки и бросаться с кулаками.
Она тщательно собрала его вещи, аккуратно упаковала в коробки и попросила его оплатить счета за квартиру в конце месяца. Артем был даже слегка разочарован.
- Ты уходишь к той стриженной твари? - как бы между делом поинтересовалась Лера.
- Не то, чтобы мне интересно, так… Не могу понять, что ты в ней нашел.
Только два человека не могли это понять: Лера и сам Артем. Все вокруг были без ума от Вероники. Димыч розовел, довольно пыхтел и сыпал без меры своими плоскими остротами. Мама Артема без конца зазывала их на чай, хотя раньше не стремилась общаться даже с невесткой. А однажды, влетев в кафе, где его ждала Вероника, Артем застал просто оглушительную сцену. Она, как всегда на людях спокойная и невозмутимая, а рядом его бывший тесть, такой, как в первые годы его с Ниной брака – благодушный, улыбчивый, один сплошной Чеширский кот. Артем прожевал «здрасьте» и все двадцать минут пока тесть прощался, пытался прийти в себя. На немой вопрос Вероника промолвила:
- Ему надо жить, а он себя хоронит вместе с дочерью. Это ты ее, кстати, убил. Хотя из-за такого как ты можно и вены порезать, даже два раза.
Вот умела она, что уж тут говорить. Умела. Слова уронит, небрежно, но веско, а ты стоишь, как болван, воздух ловишь. А она уже кофе-лате заказывает. Это ему, а себе какао с какими-то специя… Стоп! Артем дернулся и официант услужливо согнулся:
- Что-нибудь еще?
Артем впечатал взгляд в Веронику:
- Откуда ты знаешь, что она порезала вены? Я не говорил тебе об этом, я только сказал, что она покончила с собой.
Вероника легким жестом отпустила официанта:
- Спасибо, больше ничего. А ты и не говорил. Мне Константин Михайлович сказал. Или ты думаешь, что отец не в курсе, как дочь умерла?
- Но он не знает про два раза. Про первый раз, когда я ее откачал, никто не знал. Никто! – Артем грохнул кулаком по столу, жалобно звякнула посуда.
- Так уж и никто… - Вероника взяла его руку в свою, разжала кулак и поцеловала в середину ладони. Мысль еще секунду назад такая четкая и ясная вдруг увяла, задрожала и рассыпалась в прах. Артем глухо застонал и закрыл глаза. Когда он их открыл на него смотрела Нина. У нее были синие глаза и черные, коротко стриженые волосы.
***
Свадьба была такой же, как Вероника, безумно дорогой и до невозможности элегантной. Ослепительную невесту в пене кружев ручной работы снимали даже фотографы чужих свадеб. Артем был смертельно бледен. И дело даже не в том, что в голове гулко бил колокол после бурного мальчишника, просто Артем боялся. Он жутко, дико, до крика боялся, что Веронику уведут. Украдут из ЗАГСа, сговорившись с тетушкой-регистраторшой, похитят по дороге, у дверей ресторана, даже на пути в первую брачную ночь.
Но все страхи были напрасны. Кольца (только платина и бриллианты) были исправно водружены, шампанское (только брют) пенной струей улетало в небо, Димыч пыхтел в тугом воротничке, но держался молодцом и ни разу не ляпнул пошлость. Букет поймала двоюродная сестра Артема, подвязку его школьный друг, тосты на открытой площадке уединенного ресторана толкал дядя жениха. Всех их перед свадьбой подробно инструктировала Вероника. Только его родственников. Потому что своих у нее не было. Ни одного. Даже свидетельницей была та самая двоюродная сестра Артема. У Вероники вообще никого не было. Но Артему это было все равно. Он видел ее синие глаза, блестящее кольцо на ее пальце и главное, самое главное… За всю свадьбу ни разу не появилась Нина. Хотя в последнее время она зачастила.
Сначала он психовал, боялся, что сходит с ума. Потом привык. Нина, как скорбный привет из прошлого, подстерегала всюду. Она плескалась в глазах Вероники, стонала вместе с ней в минуты страсти, готовила любимые блюда Артема и употребляла свои излюбленные словечки. Он с этим сжился. Он уже не спрашивал Веронику, откуда она знает, сколько дней они с Ниной были на Кипре, как они с Ниной отмечали первую годовщину брака и почему Вероника приготовила манты именно 3 апреля – день его с Ниной знакомства в восточной кафешке. Вероника никогда не отвечала. Она не знала. Потом он понял, что Нина просто приходит в нее, как в гостиницу, и тихо покидает без предисловий. Где-то на уровне подсознания плескалась мысль, что Вероники-то и нет на самом деле, это просто оболочка, которую использует Нина для своего пребывания на земле. Иногда он напивался, иногда падал в обморок, но постепенно привыкал. Его отношения с Вероникой были идеальными во всех отношениях, кроме одной малости – он ничего о ней не знал.
Как-то раз он спросил ее, кто ее родители. Лицо Вероники внезапно стало растерянным и по-детски беспомощным.
- Не знаю, - пожала плечами она, - я всегда была одна. Я такая.
У нее не было родственников, не было друзей, даже просто знакомых. Сначала это удивляло Артема, а потом как-то сравнялось: его друзья стали ее друзьями, его маму и она называла «мамой», а Димыч – так просто лучшая ее подружка оказался. Она нигде не работала и не училась. Артем как-то пошутил насчет «большого наследства», Вероника охотно подхватила и даже стала исправно снимать деньги с какого-то неведомого счета, не много и не мало. На жизнь им всегда хватало.
***
Это случилось погожим воскресным деньком, когда они собирались на природу и кастрюля с шашлыками уже стояла у двери, и Димыч в колодце двора лихо свистел. Вероника вдруг пропала. Артем обошел все имеющиеся метры их однокомнатной, малогабаритной квартиры, но ее не было. На двери висела цепочка, под балконом было еще четыре этажа и ни одного распростертого тела. Она просто пропала. Еще минуту назад она крикнула из комнаты:
- Темчик, а плед клетчатый брать?
- Возьми лучше пончо старое, - ответил он.
В ответ тишина. Артем подождал еще минуту и вошел в комнату. Потом они с Димычем искали Веронику везде. Звонили по знакомым, заглядывали, как придурки, под диван и отодвигали шкаф.
Ее не было четыре дня. Артем не ходил на работу, сидел у телефона, а Димыч и все родственники бегали по милициям и вешали объявления по столбам.
Вероника пришла днем, открыла дверь своим ключом и очень удивилась:
- Ты чего дома?
Артем обалдел. От радости, восторга, удивления и праведного гнева.
Вероника улыбнулась ему и просто сказала:
- Я беременна, Темчик. Вот, у врача сейчас была.
Где она была четыре дня, так никто и не узнал.
***
За время беременности Нина приходила два раза. Сначала сразу после первого УЗИ, когда они узнали, что будет девочка. Артем придумывал имена одно другого оригинальней, а когда произнес «Луиза Артемовна», пришла Нина. Вероника все так же сидела рядом с ним в машине, но в ней была Нина.
- Как ты? – спросила Артема первая жена.
Ему удалось мягко припарковаться и даже почти ровно дышать.
- Зачем ты приходишь?
Нина в Веронике улыбнулась мягко и нежно:
- Скучаю. Тамка, я тебя слишком сильно любила и в одну жизнь это не поместилось, понимаешь? Просто места не хватило. Теперь тебя всегда кто-то будет очень сильно любить. Но ты знай – это на самом деле я. Всегда-всегда я.
Второй раз они сидели в гостях у Димыча. Вероника внезапно встала из-за стола, подошла к шкафу и спросила хозяина:
-Димуль, а где пепельница-рыбка, что мы тебе на день рождения дарили?
- Да, блин, кокнули придурки пьяные, коллеги хреновы.
Артем весь напрягся и вытянулся, как струна. Смеющиеся глаза Нины в упор смотрели на Димыча, который, опустив глаза, елозил шпротиной по тарелке.
Через пару дней Димыч смущенно пробормотал куда-то мимо трубки:
-Слышь, Темыч, чего-то я совсем плохой стал. Вы мне пепельницу с Вероничкой разве дарили?
- Нет, - устало вздохнул Артем. – С Ниной.
- Так, а чего меня тогда Вероника спрашивала…
- Нет, Димыч, тебя Нинка и спрашивала.
Совесть если и терзала Артема, то совсем немного. Может быть, только, когда он сталкивался с родственниками Нины где-нибудь в городе. Заводя своего любимого «француза», он никогда не задумывался КАК ему досталась эта машина. Досталась и хорошо. И потом, он же не виноват в том, что бабы вечно вешаются на него. Он же не виноват, что женился на такой истеричке! Другая бы погоревала, да замуж бы еще раз вышла, а эта в петлю, в смысле, в ванну. Визиты Нины в тело Вероники он воспринимал, как несправедливое наказание, досадную болезнь, которая обязательно пройдет в свой срок. Тем более что и визиты, некогда частые, сильно сократились.
Когда начались схватки, Артем уже не очень разбирал, кто перед ним: Вероника или Нина. Уже было не важно. Начиная с момента в ресторане, когда она внезапно осела у столика, и заканчивая его метаниями по коридорам больницы. Артем плохо понимал, кто он сам, где он и честно пытался заставить себя и войти в зал, где кричала его любимая жена. Ведь он так этого хотел. Он ходил с ней на все курсы, учился массировать ей спину, помогал ей дышать на тренировках и смотрел многочисленные фильмы о родах. Но сейчас он не мог. Просто не мог.
***
Вероника умерла через двадцать восемь часов. Она родила девочку и умерла. Как будто не могла жить одновременно с дочерью, будто передала ей свою жизненную нить. Артем внимательно выслушал врача и понял, что плакать не будет. И кричать не будет. И стонать.
Он облизнул потрескавшиеся губы и спросил:
- Могу я увидеть дочь?
Девочка была слабенькой и страшненькой. Артем тщетно пытался найти хоть какие-то черты Вероники. Но жестокая реальность не подарила и этого прощального подарка. Артем отдал хрупкого человечка медсестре и спросил:
- Что мне теперь делать?
Перепуганная его несчастьем девушка начала что-то лепетать, но Артем не слушал. Он смотрел на свою дочь. И она на него смотрела - на него смотрела Нина.
В общем-то никто из персонала не удивился, что у Артема истерика. Ну, все понятно, у пацана такое несчастье – жену потерял. А что не рыдает, а хохочет – так у всех свои заморочки. Один плачет, второй смеется, а третий песни поет.
Артема били по щекам, пихали в губы стакан с водой, а в зубы какую-то таблетку, а он все смеялся и через смех повторял:
- Она никогда меня в покое не оставит. И всегда будет со мной. Всегда-всегда…
"Неразделенная любовь так же отличается от любви взаимной, как заблуждение от истины."
Ж. Санд
Длинный звонок, спотыкаясь и захлебываясь, врезался в уютную ночь. Артем чертыхнулся, и натянул подушку на голову. Звонок не унимался. Лера приподнялась и сонным голосом поинтересовалась:
- Ну, кто это еще на нашу голову?
Звонок утих, но только для того, чтобы начать заново свои оглушительные трели.
Артем рывком сел на кровати. Тело снова заломило после жесткой полки поезда. Артем только сегодня вернулся после нудной командировки, добирался долго, с пересадками, только во втором часу его, полуживого, Лера сняла с поезда, а теперь кого-то принесло.
Артем накинул халат и подошел к двери. Глазок моргнул темнотой. Странно, когда они шли домой, свет еще горел. Артем снова выругался, теперь уже в адрес быстроруких воришек.
- Кто? – прорычал он в дверь.
Звонок ответил новой трелью.
- Кто? – повторил Артем.
Внезапно звонок умолк и Артем, повинуясь невольному порыву, открыл дверь. На лестнице было не так уж и темно. Предрассветные сумерки скрадывали пыль и мусор лестничной площадки, но позволяли разглядеть темную фигуру на фоне грязного окна на площадке между этажами.
«Как он так быстро туда взбежал?», промелькнула у Артема мысль.
- Привет! – фигура подняла руку в знак приветствия и Артем глухо застонал.
О, нет! Только не это! После двух суток поезда, бреда самой командировки, в преддверии предстоящего разговора с начальством…
- Что тебе нужно? – сквозь зубы проскрипел Артем.
Черная фигура оторвалась от окна и начала спускаться навстречу Артему.
- Тихо, тихо, Тамка, - некогда умилительно-ласкательное прозвище резануло ухо и совершенно обозлило Артема.
- Как ты меня достала, - простонал он.
Он ожидал очередных слез, бури истерик, коих пережил уже немало за последний год. Но все было тихо.
- Это тебе, - темная и от этого еще более неприятная рука протянула Артему целлофановый пакет. В пакете что-то звякнуло.
- Нина, я тебя умоляю, - начал Артем.
- Ничего, ничего, не переживай, это в последний раз. Я уже ухожу. Все. Спокойной ночи.
И какой-то ночной летучей мышью прошелестела вниз по лестнице.
Уже позже Артем подумал, что она все-таки сказала «Спокойной жизни», но тогда он был счастлив уже просто оттого, что она ушла. Конечно, ни в какой «последний раз» он не верил. Бывшая супруга доставала его уже целый год. Вернее, формально она еще не бывшая, но это мелочи, которые волновали только Леру. Расставался он с Ниной долго, сложно, даже живое предъявление Леры – причины его разрыва, не повлияло на ее истеричные выходки. Она рыдала у его кабинета, бросалась под колеса его «Жигуленка», на мобильном пришлось сменить номер и мысль о киллере уже не казалась Артему такой дикой. Развод ему она решительно не давала, на все попытки объяснить, что он встретил самую большую любовь жизни, фыркала или снова рыдала в три ручья.
Артем закрыл дверь и наткнулся на стоящую у дверей Леру.
- Кто это был? – сонно щурясь от яркого света в прихожей, спросила она.
- Какие-то пьяные придурки, - отмахнулся Артем.
- Мне показалось, что ты разговаривал сам с собой. Я сначала даже подумала, что это опять Нина. Но она всегда так громко кричит, что слышно на весь подъезд.
Артем уложил Леру, а сам пошел на кухню. Сон как рукой сняло. Черт, эта ненормальная опять выяснила, где он живет, а значит, начнется все сначала: звонки, слезы, ночи у его двери на коврике. Артем взял сигарету и только сейчас заметил, что все еще держит в руках тот пакет, что отдала ему Нина. В пакетики лежали ключи. Два абсолютно одинаковых ключа на простом кольце. Артем в полном психозе кинул пакет в мусорное ведро и наконец-то пошел спать.
Снова длинный звонок разбил красивый сон, где он мчался на чем-то мягком и воздушном к яркому, ослепительному рассвету. Артем помотал чумной со сна головой и потянулся за трубкой.
- Да… - выдохнул он.
- Сынок, ты уже проснулся?
- Привет, ма, - зевнул Артем и оглянулся на Леру. Она пыталась урвать последние обрывки сна, крепко сожмурив глаза.
- Темочка, ты уж прости, что так рано, ночью я не стала звонить. Как ты доехал?
Это было что-то новое. Родственникам он всегда звонил сам, механически докладывая: приехал, уехал, с Новым годом.
- Что случилось? – грозно и решительно спросил Артем.
- Э-э-э, понимаешь Тема, Нина…
- О, Боже, опять?!!! – простонал Артем, наматывая на руку провод от трубки.
- Она, как бы это сказать, в общем, она умерла.
- Как умерла? – сон, как рукой сняло. – Я ж с ней разговаривал!
Мама еще что-то долго и терпеливо разъясняла, но Артем уже плохо слушал, слова вливались в него и там таяли, а в голове стучало только одно: «Я свободен, теперь я свободен и могу жениться на Лере».
Когда он положил трубку, Лера уже не спала. Сидела в кровати и смотрела на него. Умела она так сидеть, молчать, а в серых глазах два знака вопроса.
- Нина умерла, - молчит. Хотя бы вскрикнула или удивилась. – Она покончила с собой. Вскрыла вены. Мне нужно туда ехать.
Всё, что было потом, Артем помнил плохо. Он куда-то ездил, что-то делал, даже подписывал какие-то бумаги. Из шума разговоров и потока несвязных действий выплыл мамин голос:
- Мы не стали сразу тебе звонить, все-таки у тебя такая важная командировка, а вы уже и вместе-то не жили.
- Что значит сразу? – не понял Артем. - Это же только сегодня случилось, утром?
- Тема, это случилось два дня назад, уже почти три, ее же не сразу нашли, - терпеливо и внятно проговорила мама.
- Но я ее видел! – вскинулся Артем. - Она приходила ко мне ночью. Этой ночью. Она приходила и отдала мне какие-то ключи!
- Тема, ну какие ключи, ты приехал, устал, тебе все приснилось. И вообще шел бы ты домом, ты уже тут все сделал.
Артем вышел на улицу и жадно закурил. Рядом встал какой-то мужчина, тоже куривший. Далеко не сразу Артем понял, что это его тесть – Константин Михайлович, бывший тесть, поправил он сам себя.
- Удавить бы тебя, сученка, - как-то вяло и даже скучновато сказал Константин Михайлович, - да толку.
Протянул Артему конверт.
- Вот держи, нашли рядом с… - Константин Михайлович сглотнул, помолчал, сдержался.
Конверт Артем открыл уже в автобусе, тяжелый взгляд тестя провожал его еще долго. Наверное, только тогда он и понял, что Нины действительно больше нет. Не так, как он мечтал, чтобы она его не трогала, уехала, улетела, просто не встречалась. А вообще больше нет, нигде и никогда.
В конверте вместо надрывного прощального письма, которое ожидал увидеть Артем, он нашел малюсенький огрызок бумаги, на котором было всего несколько слов:
«Стоянка у Концертного зала, ряд 4, место 17, на нашу с тобой фамилию».
Пришлось вылезать и ехать в обратную сторону. Со стоянкой все понятно, там стоят машины. Дальше непонятно. Машины у них с Ниной не было и не предполагалось. Вернее, предполагалась, но когда они еще вместе были, собирались объединить имеющиеся по родственникам финансы, плюс собственные усилия… Но не успели, Артем встретил Леру, а с ней и «Жигуленка», на котором теперь лихо разъезжал и еще более лихо чинил. Мысли привычно потекли в приятное спасительное русло о первых жарких встречах с Лерой, о торопливых признаниях и каких-то совершенно сказочных удовольствиях, о которых Нина, кажется, даже и не знала.
Забор автостоянки вернул Артема из заоблачных миров к реальности. Косясь на будку сторожа, он быстро прошел внутрь. На 17 месте четвертого ряда стоял автомобиль Рено.
- Издеваемся, - прошипел Артем.
Была у Артема давняя и по понятным причинам несбыточная мечта. Хотел он «француза». Вовсе не то, что мог бы подумать каждый. Хотел он французскую машину. Хоть самую старенькую, хоть какую. Рено же с 17 места был вполне нов, красив и сиял каким-то еще салонным блеском, словно и не пробовал ни в жизнь грязи постсоветских дорог.
- Ты чего тут? – гавкнул кто-то сзади.
Артем развернулся и увидел крепкого мужика, с гантелей в руке. Выглядел мужик серьезно, а смотрел недоверчиво.
- Ничего, - отмахнулся Артем.
- Забирать что ль пришел? – не унимался мужик. – Она сказала, что муж придет через пару дней забрать.
- Кто? – резко развернулся Артем.
- Фамилия как?
Мужик сунул гантель под нос Артему и потому ответ вышел не совсем четко:
- Мул-лкачев.
- А… - нахмуренные брови разошлись, блеснули золотые коронки. – Ну, так забирай, чего стоишь.
Пока Артем, матерясь и все еще ничего не понимая, пытал грозного сторожа, пока, матерясь, мчался домой, пока орал на Леру (ну, всего-то два слова матом!), за то, что она уже выбросила мусор, пока копался в мусорном баке во дворе, пока дрожащими руками рвал один за другим одинаковые черные мусорные пакеты, пока целовал найденные ключи, пока добирался назад на стоянку и только с третьей попытки смог открыть дверь вожделенного, дражайшего… наступил вечер. Уютные сумерки обняли город, фонари добродушно поблескивали, а Артем катил на своей… совсем своей, по-настоящему своей, французской машине.
***
- Понимаешь, Димыч, она продала хату. Ту, что ей предки купили. Так она ее на фиг продала, купила тачку и вскрыла вены. А я самый прямой наследник. Я ж муж. Как подумаю, что было, если б мы все-таки развелись.
Бар тонул в сизой дымке, в глазах плескалась выставленная под кураж текила и даже сам Димыч, что сидел вроде бы в аккурат напротив Артема, казался далеким и призрачным.
- И что теперь? – Димыч будто бы и не пил, сидел прямо, смотрел с хитрым прищуром.
- Эх, - Артем лихо опрокинул еще стопку, но с каждым разом текила шал все хуже и хуже, - женюсь на Лерке, уеду в столицу. Жигуль продам, а хочешь, тебе подарю?
- Подарите мне.
Голос ударил Артему в спину, разлился теплой, заботливой волной и развернул на 180 градусов.
Сначала ему показалось, что это сказала Нина. Потом понял, что это полный бред. Низкий, чуть с хрипотцой и каким-то надрывным изломом голос был совершенно не похож на привычное Нинино шипение. Девушка, сидевшая за его спиной у барной стойки тоже была совсем не похожа на Нину и даже на Леру. Супер-короткий ежик черных волос, волнующая грудь и бесконечные ноги – первое, что выхватил взгляд Артема из сигаретной тьмы. Да! И она курила! И как ни странно, это его приятно завораживало. Ни одна его девушка никогда не курила. Ни рыжеволосая пухляшка Нина, ни Лера - белобрысая холера (выражение Димыча). Но когда девушка подняла глаза, Артем снова почувствовал, что медленно и неуклонно сходит с ума: без привычного укора и слез, просто ласково и нежно на него смотрела Нина. Артем дернул головой и наваждение исчезло.
- Текила и похороны – несовместимые вещи, - пробормотал Артем.
- Вероника, - девушка протянула пять красных ногтей, - подарите мне Жигуль, я поставлю его в саду и сделаю прекрасную клумбу.
Ну, что тут скажешь?
Потом что-то было. Артем непривычно много говорил, Димыч непривычно довольно хмыкал, они куда-то ехали и снова что-то пили. А потом все закрутилось, перекрутилось, наклонилось и он проснулся у себя дома. Тупая боль плескалась в черепной коробке. Лера говорила какие-то слова и, кажется, была рассержена.
- Приснилось, мне все приснилось, - стая дохлых кошек вывалилась изо рта, Лера взвыла и умчалась в ванну. Планета резко тормознула, а потом дала с места такого стрекоча, что этого израненный алкоголем организм Артема вынести уже не мог.
Прохладные пальцы легли на лоб, мерный стук каблуков ввернул Артема в надоевшую реальность. На лоб снова упало что-то холодное и мокрое, а требовательный уверенный голос сказал:
- Пей!
Не открывая глаз, Артем сел и выпил. Было вкусно, приятно и уже почти не больно.
- Спасибо, Лерочка, - тщательно пережевывая буквы, произнес Артем и открыл глаза.
Перед ним сидела Вероника.
- Как вошла – не твое дело, тебе станет лучше через полчаса, у меня есть еще час, мы все успеем, пока не вернулась твоя подруга.
Артем попробовал удивиться, но всё, что она сказала, казалось логичным и правильным. Единственное, что смущало…Что же? Нет, не теперь, когда она стоит у окна, а вот до этого, когда она сидела. Что же?
- Сядь, - попросил он.
Она сели, наклонилась и поцеловала его в нос.
- А-а-а-а! – Артем отпрянул и ему снова показалось, что все это не более, чем бред и галлюцинация.
- Что? – Вероника была по-прежнему спокойна и выжидающе смотрела на него.
- Откуда, откуда у тебя эти серьги?
- Наверное, это странно, но я купила их в магазине, - последнее слово она уже выкрикивала с кухни. – Чай черный или зеленый?
Артем лег и попытался глубоко дышать, раньше это помогало, но раньше у него не умирала жена и не появлялись девушки из ниоткуда.
- Она совсем на нее не похожа, - сказал он вслух. – Да, у нее такие же серьги, ну и что? Да, эти серьги мы покупали с Ниной вместе на Кипре, но мало ли кто бывает на Кипре. В баре мне что-то привиделось, но сколько я уже к этому времени выпил?
Его самокопание были прерваны появлением Вероники. В руках она держала поднос с чашками и вазочкой варенья. На ней не было никакой одежды, но держалась она так естественно, будто был по-прежнему одета в свой синий деловой костюм.
- Мне же никогда не нравилась такая грудь, - подумал Артем, - это ж надо было быть таким придурком.
Вместе с одеждой Вероника сняла свою холодность и олимпийское спокойствие. До сих пор Артем был стопроцентно уверен, что это он – первая скрипка, а девушки просто падают и млеют. Млеть Вероника явно не собиралась, да и падать тоже. Падал он, куда-то глубоко и очень хорошо, всю жизнь бы так падал. Вот только…
***
- И ты, понимаешь, в этот, блин самый момент, ну, ты, понял… Добрый день, Александр Семенович, конечно, я отправил факс, вот по этому поводу и говорю. Девушка, прошел факс?
Блин, козел старый, ходит, палит. – Артем проводил взглядом ненавистного «старого козла» и опять зашипел в трубку. – Короче она как заорет, блин, Димыч, ты вообще слушаешь?
- Угу, - прожевал в трубку Димыч. Он-то слушал. Он слушал и кушал. Это Артем ни свет, ни заря на работе сидит, а свободные художники-журналисты, как Димыч, могут и позавтракать спокойно дома.
- «Тамка, Тамка», - дикий вопль Артема заставил дрогнуть Димыча и внушительный кусок колбасы шлепнулся на не слишком чистый пол.
- Это что за хрень? – недовольно ворча, Димыч полез под стол.
- Ну, это ж меня так Нинка называла, ты еще ржал, что на собачью кличку похоже.
- А она-то откуда это знает? - колбаса была спасена и Димыч начал вслушиваться в нервные хрипы Артема.
- Вот и я ее об этом спросил. А она вся как будто с неба спустилась: «ничего не помню, ничего не говорила, тебе послышалось».
- Может, тебе и правда послышалось? Темыч, че ты грузишь, - колбаса кончилась и Димыч снова стал заводиться. – Я, конечно, понимаю, Нинка поступила не лучшим образом, ты опять же напрягся и нервничаешь. Вот она тебе везде и мнится. С другой стороны, ты ж сам от нее ушел, причем давно. Ну, трахнул ты девку из бара, молодец, слил напряжение, опять же молодец, давай дальше в том же духе. Давай сегодня куда-нибудь завалим, кого-нибудь завалим, - Димыч захихикал, довольный своим каламбуром.
- Иди ты к черту, - Артем с шумом бросил трубку.
Лера не стала устраивать истерик. Не стала отдавать подаренное кольцо, делить ложки и бросаться с кулаками.
Она тщательно собрала его вещи, аккуратно упаковала в коробки и попросила его оплатить счета за квартиру в конце месяца. Артем был даже слегка разочарован.
- Ты уходишь к той стриженной твари? - как бы между делом поинтересовалась Лера.
- Не то, чтобы мне интересно, так… Не могу понять, что ты в ней нашел.
Только два человека не могли это понять: Лера и сам Артем. Все вокруг были без ума от Вероники. Димыч розовел, довольно пыхтел и сыпал без меры своими плоскими остротами. Мама Артема без конца зазывала их на чай, хотя раньше не стремилась общаться даже с невесткой. А однажды, влетев в кафе, где его ждала Вероника, Артем застал просто оглушительную сцену. Она, как всегда на людях спокойная и невозмутимая, а рядом его бывший тесть, такой, как в первые годы его с Ниной брака – благодушный, улыбчивый, один сплошной Чеширский кот. Артем прожевал «здрасьте» и все двадцать минут пока тесть прощался, пытался прийти в себя. На немой вопрос Вероника промолвила:
- Ему надо жить, а он себя хоронит вместе с дочерью. Это ты ее, кстати, убил. Хотя из-за такого как ты можно и вены порезать, даже два раза.
Вот умела она, что уж тут говорить. Умела. Слова уронит, небрежно, но веско, а ты стоишь, как болван, воздух ловишь. А она уже кофе-лате заказывает. Это ему, а себе какао с какими-то специя… Стоп! Артем дернулся и официант услужливо согнулся:
- Что-нибудь еще?
Артем впечатал взгляд в Веронику:
- Откуда ты знаешь, что она порезала вены? Я не говорил тебе об этом, я только сказал, что она покончила с собой.
Вероника легким жестом отпустила официанта:
- Спасибо, больше ничего. А ты и не говорил. Мне Константин Михайлович сказал. Или ты думаешь, что отец не в курсе, как дочь умерла?
- Но он не знает про два раза. Про первый раз, когда я ее откачал, никто не знал. Никто! – Артем грохнул кулаком по столу, жалобно звякнула посуда.
- Так уж и никто… - Вероника взяла его руку в свою, разжала кулак и поцеловала в середину ладони. Мысль еще секунду назад такая четкая и ясная вдруг увяла, задрожала и рассыпалась в прах. Артем глухо застонал и закрыл глаза. Когда он их открыл на него смотрела Нина. У нее были синие глаза и черные, коротко стриженые волосы.
***
Свадьба была такой же, как Вероника, безумно дорогой и до невозможности элегантной. Ослепительную невесту в пене кружев ручной работы снимали даже фотографы чужих свадеб. Артем был смертельно бледен. И дело даже не в том, что в голове гулко бил колокол после бурного мальчишника, просто Артем боялся. Он жутко, дико, до крика боялся, что Веронику уведут. Украдут из ЗАГСа, сговорившись с тетушкой-регистраторшой, похитят по дороге, у дверей ресторана, даже на пути в первую брачную ночь.
Но все страхи были напрасны. Кольца (только платина и бриллианты) были исправно водружены, шампанское (только брют) пенной струей улетало в небо, Димыч пыхтел в тугом воротничке, но держался молодцом и ни разу не ляпнул пошлость. Букет поймала двоюродная сестра Артема, подвязку его школьный друг, тосты на открытой площадке уединенного ресторана толкал дядя жениха. Всех их перед свадьбой подробно инструктировала Вероника. Только его родственников. Потому что своих у нее не было. Ни одного. Даже свидетельницей была та самая двоюродная сестра Артема. У Вероники вообще никого не было. Но Артему это было все равно. Он видел ее синие глаза, блестящее кольцо на ее пальце и главное, самое главное… За всю свадьбу ни разу не появилась Нина. Хотя в последнее время она зачастила.
Сначала он психовал, боялся, что сходит с ума. Потом привык. Нина, как скорбный привет из прошлого, подстерегала всюду. Она плескалась в глазах Вероники, стонала вместе с ней в минуты страсти, готовила любимые блюда Артема и употребляла свои излюбленные словечки. Он с этим сжился. Он уже не спрашивал Веронику, откуда она знает, сколько дней они с Ниной были на Кипре, как они с Ниной отмечали первую годовщину брака и почему Вероника приготовила манты именно 3 апреля – день его с Ниной знакомства в восточной кафешке. Вероника никогда не отвечала. Она не знала. Потом он понял, что Нина просто приходит в нее, как в гостиницу, и тихо покидает без предисловий. Где-то на уровне подсознания плескалась мысль, что Вероники-то и нет на самом деле, это просто оболочка, которую использует Нина для своего пребывания на земле. Иногда он напивался, иногда падал в обморок, но постепенно привыкал. Его отношения с Вероникой были идеальными во всех отношениях, кроме одной малости – он ничего о ней не знал.
Как-то раз он спросил ее, кто ее родители. Лицо Вероники внезапно стало растерянным и по-детски беспомощным.
- Не знаю, - пожала плечами она, - я всегда была одна. Я такая.
У нее не было родственников, не было друзей, даже просто знакомых. Сначала это удивляло Артема, а потом как-то сравнялось: его друзья стали ее друзьями, его маму и она называла «мамой», а Димыч – так просто лучшая ее подружка оказался. Она нигде не работала и не училась. Артем как-то пошутил насчет «большого наследства», Вероника охотно подхватила и даже стала исправно снимать деньги с какого-то неведомого счета, не много и не мало. На жизнь им всегда хватало.
***
Это случилось погожим воскресным деньком, когда они собирались на природу и кастрюля с шашлыками уже стояла у двери, и Димыч в колодце двора лихо свистел. Вероника вдруг пропала. Артем обошел все имеющиеся метры их однокомнатной, малогабаритной квартиры, но ее не было. На двери висела цепочка, под балконом было еще четыре этажа и ни одного распростертого тела. Она просто пропала. Еще минуту назад она крикнула из комнаты:
- Темчик, а плед клетчатый брать?
- Возьми лучше пончо старое, - ответил он.
В ответ тишина. Артем подождал еще минуту и вошел в комнату. Потом они с Димычем искали Веронику везде. Звонили по знакомым, заглядывали, как придурки, под диван и отодвигали шкаф.
Ее не было четыре дня. Артем не ходил на работу, сидел у телефона, а Димыч и все родственники бегали по милициям и вешали объявления по столбам.
Вероника пришла днем, открыла дверь своим ключом и очень удивилась:
- Ты чего дома?
Артем обалдел. От радости, восторга, удивления и праведного гнева.
Вероника улыбнулась ему и просто сказала:
- Я беременна, Темчик. Вот, у врача сейчас была.
Где она была четыре дня, так никто и не узнал.
***
За время беременности Нина приходила два раза. Сначала сразу после первого УЗИ, когда они узнали, что будет девочка. Артем придумывал имена одно другого оригинальней, а когда произнес «Луиза Артемовна», пришла Нина. Вероника все так же сидела рядом с ним в машине, но в ней была Нина.
- Как ты? – спросила Артема первая жена.
Ему удалось мягко припарковаться и даже почти ровно дышать.
- Зачем ты приходишь?
Нина в Веронике улыбнулась мягко и нежно:
- Скучаю. Тамка, я тебя слишком сильно любила и в одну жизнь это не поместилось, понимаешь? Просто места не хватило. Теперь тебя всегда кто-то будет очень сильно любить. Но ты знай – это на самом деле я. Всегда-всегда я.
Второй раз они сидели в гостях у Димыча. Вероника внезапно встала из-за стола, подошла к шкафу и спросила хозяина:
-Димуль, а где пепельница-рыбка, что мы тебе на день рождения дарили?
- Да, блин, кокнули придурки пьяные, коллеги хреновы.
Артем весь напрягся и вытянулся, как струна. Смеющиеся глаза Нины в упор смотрели на Димыча, который, опустив глаза, елозил шпротиной по тарелке.
Через пару дней Димыч смущенно пробормотал куда-то мимо трубки:
-Слышь, Темыч, чего-то я совсем плохой стал. Вы мне пепельницу с Вероничкой разве дарили?
- Нет, - устало вздохнул Артем. – С Ниной.
- Так, а чего меня тогда Вероника спрашивала…
- Нет, Димыч, тебя Нинка и спрашивала.
Совесть если и терзала Артема, то совсем немного. Может быть, только, когда он сталкивался с родственниками Нины где-нибудь в городе. Заводя своего любимого «француза», он никогда не задумывался КАК ему досталась эта машина. Досталась и хорошо. И потом, он же не виноват в том, что бабы вечно вешаются на него. Он же не виноват, что женился на такой истеричке! Другая бы погоревала, да замуж бы еще раз вышла, а эта в петлю, в смысле, в ванну. Визиты Нины в тело Вероники он воспринимал, как несправедливое наказание, досадную болезнь, которая обязательно пройдет в свой срок. Тем более что и визиты, некогда частые, сильно сократились.
Когда начались схватки, Артем уже не очень разбирал, кто перед ним: Вероника или Нина. Уже было не важно. Начиная с момента в ресторане, когда она внезапно осела у столика, и заканчивая его метаниями по коридорам больницы. Артем плохо понимал, кто он сам, где он и честно пытался заставить себя и войти в зал, где кричала его любимая жена. Ведь он так этого хотел. Он ходил с ней на все курсы, учился массировать ей спину, помогал ей дышать на тренировках и смотрел многочисленные фильмы о родах. Но сейчас он не мог. Просто не мог.
***
Вероника умерла через двадцать восемь часов. Она родила девочку и умерла. Как будто не могла жить одновременно с дочерью, будто передала ей свою жизненную нить. Артем внимательно выслушал врача и понял, что плакать не будет. И кричать не будет. И стонать.
Он облизнул потрескавшиеся губы и спросил:
- Могу я увидеть дочь?
Девочка была слабенькой и страшненькой. Артем тщетно пытался найти хоть какие-то черты Вероники. Но жестокая реальность не подарила и этого прощального подарка. Артем отдал хрупкого человечка медсестре и спросил:
- Что мне теперь делать?
Перепуганная его несчастьем девушка начала что-то лепетать, но Артем не слушал. Он смотрел на свою дочь. И она на него смотрела - на него смотрела Нина.
В общем-то никто из персонала не удивился, что у Артема истерика. Ну, все понятно, у пацана такое несчастье – жену потерял. А что не рыдает, а хохочет – так у всех свои заморочки. Один плачет, второй смеется, а третий песни поет.
Артема били по щекам, пихали в губы стакан с водой, а в зубы какую-то таблетку, а он все смеялся и через смех повторял:
- Она никогда меня в покое не оставит. И всегда будет со мной. Всегда-всегда…
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
Когда-нибудь...
Я хотела тебе сказать и не успела. Ты захлопнул дверь, небрежно бросив мне прощальный поцелуй. Беспечно ушел, оттолкнув меня и мою любовь. Обида прошла слезами.
Ты умел любить только себя и я рада, что ты оказался не тем человеком, который навсегда останется в моей памяти. Я рада, что сейчас мне больно, потому что потом было бы еще больнее. Я разучилась жить. Без тебя все кажется каким-то чужим. Казалось бы, то же небо, те же книги лежат на столе, и стол тот же. Да что там стол, даже пыль на полках осталась прежней – прежней, но какой-то чужой! И я без тебя – другая, словно невидимка – без тела, без души, без имени – без ничего. Наверное, это нормально - так бывает, когда сказка становится болью.
Только когда-нибудь я забуду тебя. Забуду, как любила, как страдала. Забуду слезы и твои поцелуи. Когда-нибудь я сожгу все твои фотографии и забуду твое лицо. И глаза, и губы, и твою улыбку, и даже имя твое я когда-нибудь забуду. Когда-нибудь я перестану видеть тебя во снах и вздрагивать при каждом телефонном звонке, не стану бросаться к трубке, надеясь, что это ты. Когда-нибудь я перестану думать о тебе и все встанет на свое место, а пока… Пока опять этот мерзкий холод, он выворачивает душу наизнанку, не оставляя шанса на спасение.
Я хотела тебе сказать и не успела. Ты захлопнул дверь, небрежно бросив мне прощальный поцелуй. Беспечно ушел, оттолкнув меня и мою любовь. Обида прошла слезами.
Ты умел любить только себя и я рада, что ты оказался не тем человеком, который навсегда останется в моей памяти. Я рада, что сейчас мне больно, потому что потом было бы еще больнее. Я разучилась жить. Без тебя все кажется каким-то чужим. Казалось бы, то же небо, те же книги лежат на столе, и стол тот же. Да что там стол, даже пыль на полках осталась прежней – прежней, но какой-то чужой! И я без тебя – другая, словно невидимка – без тела, без души, без имени – без ничего. Наверное, это нормально - так бывает, когда сказка становится болью.
Только когда-нибудь я забуду тебя. Забуду, как любила, как страдала. Забуду слезы и твои поцелуи. Когда-нибудь я сожгу все твои фотографии и забуду твое лицо. И глаза, и губы, и твою улыбку, и даже имя твое я когда-нибудь забуду. Когда-нибудь я перестану видеть тебя во снах и вздрагивать при каждом телефонном звонке, не стану бросаться к трубке, надеясь, что это ты. Когда-нибудь я перестану думать о тебе и все встанет на свое место, а пока… Пока опять этот мерзкий холод, он выворачивает душу наизнанку, не оставляя шанса на спасение.
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
Они всегда должны быть рядом
Они поселились на Земле вместе с первыми людьми и всегда сопровождали их и были всегда рядом. Они могли существовать и по отдельности. Это было редкостью, и, рано или поздно, Они встречались. Снова встречались. Так уж устроен человек.
Она была красивой и доброй, Он — колючим и неприятным.
Она была светлой и радостной, Он — тёмным и печальным.
Она несла людям тепло и надежду. Он — холод и зависть.
Она заполняла сердца и мысли, Он опустошал и забирал силы.
Она приходила, чтобы помочь и умереть, и воскреснуть снова.
Он жил постоянно, меняя свой облик и место жительства.
Её все любили, холили и лелеяли, Его ненавидели и пытались изгнать.
Но люди зависели от них одинаково.
И так было всегда. Сначала приходила Она, за ней неотступно следовал Он. Даже если Его не замечали, Он все равно был. Он портил людям жизнь мелкими пакостями и крупными неприятностями. А самое главное, Он мешал Ей.
Он мешал в Её работе. Иногда, только появившись, Она уже терпела поражение от Него. И планы человека оставались только планами. Ах, как много на Земле было разрушено Им, ещё не создавшись. Потому что, повстречав Его в самом начале пути, Ей было уже трудно обойти ту преграду, которую Он выставил перед человеком. И, тем более, победить.
И в самом разгаре Её работы Он пакостил не меньше. Его главной задачей было и есть не дать Ей вместе с человеком добраться до цели. И как часто человек не слушал Её и сворачивал на полпути, под Его угрозой.
Даже у самого финиша Он мог догнать Её и отбросить назад. И человеку без Неё оставалось только существовать. Ведь без Неё жить невозможно.
Без Неё жизнь теряла смысл, и смыслом завладевал Он. Он делал обычный день серым и безжизненным, а ночь наполнял бессонницей и кошмарами. Человеку не под силу справиться самому с Ним. Лечение у психиатра, принятие сильных лекарств помогало на время. Излечить же могла лишь Она. Она приходила и несла в себе свет и будущее.
Но и с Ней одной было не так просто. Она полностью овладевала человеком, и он шёл за ней иногда ценою жизни. Своей и чужой. Она торжествовала победу, а человек, прогнавший Его, становился Её заложником. И шёл, ничего и никого не замечая вокруг. И человек приходил к Ней. Дальше наступало одиночество, Она тихо таяла, а за этим незаметно подкрадывался Он.
Но, к счастью, по одиночке Их встретить трудно. Так и ходят вместе по Земле Он и Она.
Страх и Мечта.
И без Страха трудно найти Мечту. Зачастую именно Страх рождает Мечту. А за Мечтой всегда идёт Страх. Страх «а вдруг не сбудется?» Наша же задача сделать так, чтобы Страх не мешал Мечте осуществляться, а Мечта победила Страх.
Они поселились на Земле вместе с первыми людьми и всегда сопровождали их и были всегда рядом. Они могли существовать и по отдельности. Это было редкостью, и, рано или поздно, Они встречались. Снова встречались. Так уж устроен человек.
Она была красивой и доброй, Он — колючим и неприятным.
Она была светлой и радостной, Он — тёмным и печальным.
Она несла людям тепло и надежду. Он — холод и зависть.
Она заполняла сердца и мысли, Он опустошал и забирал силы.
Она приходила, чтобы помочь и умереть, и воскреснуть снова.
Он жил постоянно, меняя свой облик и место жительства.
Её все любили, холили и лелеяли, Его ненавидели и пытались изгнать.
Но люди зависели от них одинаково.
И так было всегда. Сначала приходила Она, за ней неотступно следовал Он. Даже если Его не замечали, Он все равно был. Он портил людям жизнь мелкими пакостями и крупными неприятностями. А самое главное, Он мешал Ей.
Он мешал в Её работе. Иногда, только появившись, Она уже терпела поражение от Него. И планы человека оставались только планами. Ах, как много на Земле было разрушено Им, ещё не создавшись. Потому что, повстречав Его в самом начале пути, Ей было уже трудно обойти ту преграду, которую Он выставил перед человеком. И, тем более, победить.
И в самом разгаре Её работы Он пакостил не меньше. Его главной задачей было и есть не дать Ей вместе с человеком добраться до цели. И как часто человек не слушал Её и сворачивал на полпути, под Его угрозой.
Даже у самого финиша Он мог догнать Её и отбросить назад. И человеку без Неё оставалось только существовать. Ведь без Неё жить невозможно.
Без Неё жизнь теряла смысл, и смыслом завладевал Он. Он делал обычный день серым и безжизненным, а ночь наполнял бессонницей и кошмарами. Человеку не под силу справиться самому с Ним. Лечение у психиатра, принятие сильных лекарств помогало на время. Излечить же могла лишь Она. Она приходила и несла в себе свет и будущее.
Но и с Ней одной было не так просто. Она полностью овладевала человеком, и он шёл за ней иногда ценою жизни. Своей и чужой. Она торжествовала победу, а человек, прогнавший Его, становился Её заложником. И шёл, ничего и никого не замечая вокруг. И человек приходил к Ней. Дальше наступало одиночество, Она тихо таяла, а за этим незаметно подкрадывался Он.
Но, к счастью, по одиночке Их встретить трудно. Так и ходят вместе по Земле Он и Она.
Страх и Мечта.
И без Страха трудно найти Мечту. Зачастую именно Страх рождает Мечту. А за Мечтой всегда идёт Страх. Страх «а вдруг не сбудется?» Наша же задача сделать так, чтобы Страх не мешал Мечте осуществляться, а Мечта победила Страх.
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Новичок
- Сообщения: 58
- Зарегистрирован: 20 май 2009, 02:05
- Репутация: 0
- Забанен: Бессрочно
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
Знаешь, как я тебя люблю? (это произведение не моё)...
Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши. Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает.
- Знаешь, как я тебя люблю?
- Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?..
- Я люблю тебя - вот как! - и зайчонок раскинул лапы широко-широко.
Но у большого зайца лапы длинней.
- А я тебя - вот как.
"Ух, как широко", - подумал зайчонок.
- Тогда я люблю тебя - вот как! - и он потянулся вверх изо всех сил.
- И тебя - вот как, - потянулся за ним большой заяц.
"Ого, как высоко, - подумал зайчонок. - Мне бы так!"
Тут зайчонку пришла в голову отличная мысль: кувырк - встал на передние лапы, а задними вверх по стволу!
- Я люблю тебя до самых кончиков задних лап!
- И я тебя - до самых кончиков твоих лап, - подхватил его большой заяц и подбросил вверх.
- Ну, тогда... тогда... Знаешь, как я тебя люблю?.. Вот так! - и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке.
- А я тебя - вот так, - усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал ушами до веток!
"Вот это прыжок! - подумал зайчонок. - Если б я так умел!".
- Я люблю тебя далеко-далеко по этой тропинке, как от нас до самой реки!
- А я тебя - как через речку и во-о-о-он за те холмы...
"Как далеко-то", - сонно подумал зайчонок. Ему больше ничего не приходило в голову. Тут вверху, над кустами, он увидел большое темное небо. Дальше неба ничего не бывает!
- Я люблю тебя до самой луны, - шепнул зайчонок, и глаза его закрылись.
- Надо же, как далеко... - Большой заяц положил его на постель из листьев.
Потом улегся рядом, обхватил зайчонка лапами и прошептал ему в самое ухо:
- И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны...
- и обратно.
Сэм Макбратни.
Перевод с английского - Канищева, Шапиро.
Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши. Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает.
- Знаешь, как я тебя люблю?
- Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?..
- Я люблю тебя - вот как! - и зайчонок раскинул лапы широко-широко.
Но у большого зайца лапы длинней.
- А я тебя - вот как.
"Ух, как широко", - подумал зайчонок.
- Тогда я люблю тебя - вот как! - и он потянулся вверх изо всех сил.
- И тебя - вот как, - потянулся за ним большой заяц.
"Ого, как высоко, - подумал зайчонок. - Мне бы так!"
Тут зайчонку пришла в голову отличная мысль: кувырк - встал на передние лапы, а задними вверх по стволу!
- Я люблю тебя до самых кончиков задних лап!
- И я тебя - до самых кончиков твоих лап, - подхватил его большой заяц и подбросил вверх.
- Ну, тогда... тогда... Знаешь, как я тебя люблю?.. Вот так! - и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке.
- А я тебя - вот так, - усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал ушами до веток!
"Вот это прыжок! - подумал зайчонок. - Если б я так умел!".
- Я люблю тебя далеко-далеко по этой тропинке, как от нас до самой реки!
- А я тебя - как через речку и во-о-о-он за те холмы...
"Как далеко-то", - сонно подумал зайчонок. Ему больше ничего не приходило в голову. Тут вверху, над кустами, он увидел большое темное небо. Дальше неба ничего не бывает!
- Я люблю тебя до самой луны, - шепнул зайчонок, и глаза его закрылись.
- Надо же, как далеко... - Большой заяц положил его на постель из листьев.
Потом улегся рядом, обхватил зайчонка лапами и прошептал ему в самое ухо:
- И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны...
- и обратно.
Сэм Макбратни.
Перевод с английского - Канищева, Шапиро.
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
Иллюзия
Нет у нас больше слов,
Нет у нас больше снов.
Осталась только одна-
Кукольная любовь…
Деревья и дома выглядели как-то не естественно. Вроде бы деревья зеленые, дома серые, а все же что-то не давало ей покоя. И идти было тяжело и необычно. То рука дернется, то нога не попадает в шаг. Она шла по дороге, размышляя о том, как она встретит свою первую любовь. Да, действительно первую любовь, первое чувство заботы, первое чувство ревности. Прожив всю жизнь, как будто под контролем, она хотела чувствовать то, что чувствовали все люди, те, лица которых она видела всю свою жизнь...
Странно, почему это место мне кажется знакомым, эти лица, смеющиеся, кривляющиеся, мне кажутся знакомыми. И идти было тяжело и необычно. То рука дернется, то нога не попадает в шаг. Он шел по дороге, размышляя о том, как тяжело сделать выбор. Почему так тяжело расставаться с прошлым, вроде бы любви нет, нет чувств, нет эмоций, а что тогда осталось? Почему так безумно тянет к ней, почему потом становится отвратительно от чувства измены? Все эти «почему», не давали ему покоя, и идти было тяжело и необычно…
Что мешает быть мне счастливой? Почему так получается, что он бросает меня в тот момент, когда я ему так доверяю? В момент, когда я поверила в то, что, наконец, я нашла его, того, которого искала всю жизнь, который любит меня, верит в меня и может сделать меня самым счастливым человеком среди людей? Что я не так сделала? В чем причина его резкого ухода? Почему? Слезы душили ее и, стекая по щекам, оставляли мокрый след бессилия и злобы…
Почему мы расстались? Стараясь придумать причины, он не мог понять, кто виноват.
Что его не устраивало в их совместной жизни? Ведь только с ней он чувствовал настоящее возбуждение, только с ней он мог просто лечь на диван и гладить ее по груди, рассказывая о проблемах на работе, только рядом с ней он мог заснуть, поджав под себя ноги, и свернувшись калачиком, только рядом с ней он чувствовал, что кому то нужен в этом круговороте смеющихся и кривляющихся лиц...
Как он мог после стольких месяц жизни сказать: «Может, мы расстанемся? Мы, наверное, не подходим друг другу?!» Я не верю, что можно перечеркнуть и забыть все отношения, все те слова, которые были произнесены безумными, страстными ночами и не менее интересными днями. То, как он согревал зимними вечерами в холодной постели, то, как он ласкал меня и не находил слов от душившей его страсти, и как приносил чай в постель, когда я была больна…
Прости меня, прости! Почему я только сейчас начал понимать всю глубину и низость своего поступка, за что я так провинился перед богом? За что я так страдаю?
Почему эта глухонемая любовь не может меня отпустить? Почему я вспоминаю только тебя, почему я не могу забыть твою улыбку, твои бесившие меня тогда, а сейчас успокаивающие слова? Я хочу тебя видеть, я хочу постоянно быть с тобой, я хочу обнимать тебя, целовать. И в то же время я не могу это сделать…
Деревья и дома выглядели не естественно, но на фоне этой бутафории встретились их взгляды, встретились их мысли и чувства. Перед глазами проявилось их первое знакомство и первый поцелуй…
Что она делает здесь?
Что он делает здесь?
Наверное, здесь живет ее новый парень! Какая низость, и это после нашего расставания…
Наверное, он пришел к другу? Хотя здесь у него нет друзей, может, он мне о них не говорил?
Точно идет на свидание, и глаза у нее забегали перепугано…
Я очень рада его видеть, хотя конечно не подам вида…
Так хочется ее обнять, провести рукой по ее щеке, волосам...
- Привет!
- Привет!
Это кто сказал? Неужели я?
- Как у тебя дела?
- Все хорошо.
Почему я так сказала? Ведь ничего хорошего нет! Как хочется его обнять, прижаться к нему, почувствовать беззащитным ребенком. Хотя зачем? Я еще не потеряла гордость и я... На глазах стали появляться крупинки слез.
Они взялись за руки и посмотрели друг другу в глаза.
- Ты заметила, что деревья и дома выглядят неестественно?
Они вдвоем уставились на деревья, дома.
- Это же все картонное, это же бутафория, так нельзя?!
Оба были так поглощены открытием, что сразу не поняли, что идти они уже не могут, да и говорить тоже...
- Еще! Еще!
Кричали смеющиеся и кривляющиеся лица.
Но кукловод не слышал этих криков, не видел лиц. Убирая кукол в чемоданчик, он не мог понять, почему куклы не слушались движений его пальцев, почему у нее на глазах были слезы, почему у них были живые лица и как они могли взяться за руки? На миг ему показалось, что куклы стали живыми! За долгие года гастрольной деятельности, он разыгрывал этот кукольный спектакль множество раз, но такое было впервые. Наверное, надо менять кукол, поизносились за столько лет...
По переулку шла женщина и маленький мальчик.
- Мама, смотри, костер, там что-то горит?
- Да сынок, это горят старые куклы нашего кукловода.
Мальчик на миг остановился и заметил, что куклы держаться за руки и улыбаются ему.
- Мама, куклы живые, они улыбнулись мне!
- Не выдумывай, такого не может быть.
Мама дернула мальчика за руку, и они пошли дальше.
Но мальчик обернулся и улыбнулся куклам. Он тоже, когда вырастет, будет держать девочку за руку, улыбаться ей и сильно ее любить.
Через неделю городок снова смотрел спектакль. Куклы были новые, блестящие, в новых нарядах...
Нет у нас больше слов,
Нет у нас больше снов.
Осталась только одна-
Кукольная любовь…
Деревья и дома выглядели как-то не естественно. Вроде бы деревья зеленые, дома серые, а все же что-то не давало ей покоя. И идти было тяжело и необычно. То рука дернется, то нога не попадает в шаг. Она шла по дороге, размышляя о том, как она встретит свою первую любовь. Да, действительно первую любовь, первое чувство заботы, первое чувство ревности. Прожив всю жизнь, как будто под контролем, она хотела чувствовать то, что чувствовали все люди, те, лица которых она видела всю свою жизнь...
Странно, почему это место мне кажется знакомым, эти лица, смеющиеся, кривляющиеся, мне кажутся знакомыми. И идти было тяжело и необычно. То рука дернется, то нога не попадает в шаг. Он шел по дороге, размышляя о том, как тяжело сделать выбор. Почему так тяжело расставаться с прошлым, вроде бы любви нет, нет чувств, нет эмоций, а что тогда осталось? Почему так безумно тянет к ней, почему потом становится отвратительно от чувства измены? Все эти «почему», не давали ему покоя, и идти было тяжело и необычно…
Что мешает быть мне счастливой? Почему так получается, что он бросает меня в тот момент, когда я ему так доверяю? В момент, когда я поверила в то, что, наконец, я нашла его, того, которого искала всю жизнь, который любит меня, верит в меня и может сделать меня самым счастливым человеком среди людей? Что я не так сделала? В чем причина его резкого ухода? Почему? Слезы душили ее и, стекая по щекам, оставляли мокрый след бессилия и злобы…
Почему мы расстались? Стараясь придумать причины, он не мог понять, кто виноват.
Что его не устраивало в их совместной жизни? Ведь только с ней он чувствовал настоящее возбуждение, только с ней он мог просто лечь на диван и гладить ее по груди, рассказывая о проблемах на работе, только рядом с ней он мог заснуть, поджав под себя ноги, и свернувшись калачиком, только рядом с ней он чувствовал, что кому то нужен в этом круговороте смеющихся и кривляющихся лиц...
Как он мог после стольких месяц жизни сказать: «Может, мы расстанемся? Мы, наверное, не подходим друг другу?!» Я не верю, что можно перечеркнуть и забыть все отношения, все те слова, которые были произнесены безумными, страстными ночами и не менее интересными днями. То, как он согревал зимними вечерами в холодной постели, то, как он ласкал меня и не находил слов от душившей его страсти, и как приносил чай в постель, когда я была больна…
Прости меня, прости! Почему я только сейчас начал понимать всю глубину и низость своего поступка, за что я так провинился перед богом? За что я так страдаю?
Почему эта глухонемая любовь не может меня отпустить? Почему я вспоминаю только тебя, почему я не могу забыть твою улыбку, твои бесившие меня тогда, а сейчас успокаивающие слова? Я хочу тебя видеть, я хочу постоянно быть с тобой, я хочу обнимать тебя, целовать. И в то же время я не могу это сделать…
Деревья и дома выглядели не естественно, но на фоне этой бутафории встретились их взгляды, встретились их мысли и чувства. Перед глазами проявилось их первое знакомство и первый поцелуй…
Что она делает здесь?
Что он делает здесь?
Наверное, здесь живет ее новый парень! Какая низость, и это после нашего расставания…
Наверное, он пришел к другу? Хотя здесь у него нет друзей, может, он мне о них не говорил?
Точно идет на свидание, и глаза у нее забегали перепугано…
Я очень рада его видеть, хотя конечно не подам вида…
Так хочется ее обнять, провести рукой по ее щеке, волосам...
- Привет!
- Привет!
Это кто сказал? Неужели я?
- Как у тебя дела?
- Все хорошо.
Почему я так сказала? Ведь ничего хорошего нет! Как хочется его обнять, прижаться к нему, почувствовать беззащитным ребенком. Хотя зачем? Я еще не потеряла гордость и я... На глазах стали появляться крупинки слез.
Они взялись за руки и посмотрели друг другу в глаза.
- Ты заметила, что деревья и дома выглядят неестественно?
Они вдвоем уставились на деревья, дома.
- Это же все картонное, это же бутафория, так нельзя?!
Оба были так поглощены открытием, что сразу не поняли, что идти они уже не могут, да и говорить тоже...
- Еще! Еще!
Кричали смеющиеся и кривляющиеся лица.
Но кукловод не слышал этих криков, не видел лиц. Убирая кукол в чемоданчик, он не мог понять, почему куклы не слушались движений его пальцев, почему у нее на глазах были слезы, почему у них были живые лица и как они могли взяться за руки? На миг ему показалось, что куклы стали живыми! За долгие года гастрольной деятельности, он разыгрывал этот кукольный спектакль множество раз, но такое было впервые. Наверное, надо менять кукол, поизносились за столько лет...
По переулку шла женщина и маленький мальчик.
- Мама, смотри, костер, там что-то горит?
- Да сынок, это горят старые куклы нашего кукловода.
Мальчик на миг остановился и заметил, что куклы держаться за руки и улыбаются ему.
- Мама, куклы живые, они улыбнулись мне!
- Не выдумывай, такого не может быть.
Мама дернула мальчика за руку, и они пошли дальше.
Но мальчик обернулся и улыбнулся куклам. Он тоже, когда вырастет, будет держать девочку за руку, улыбаться ей и сильно ее любить.
Через неделю городок снова смотрел спектакль. Куклы были новые, блестящие, в новых нарядах...
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
Страница чужого дневника
И всё же это случилось. Неожиданно, как это обычно бывает. Ведь все боятся смерти, но никто её не ждёт. И она приходит сама. Это оказалось не так страшно, как я могла себе представлять. Хотя сначала было больно и… смешно. Может, от шока и боли, а, может, от того, что это всё же произошло, как я этого ни боялась…
Я с раннего детства испытывала панический страх перед автомобилями, видела себя беспомощной и переломанной под их колёсами. При виде машин, несущихся на меня или даже мимо, мною овладевала дичайшая паника. Испуг пожирал меня… каждый раз я мучительно умирала от липкого страха и… оживала снова.
В этот раз я не ожила. Железный монстр с силой врезался мне в спину и подбросил вверх… я почувствовала, как погибают мои кости, как застывает позвоночник, как холодеет тело. Я захохотала от боли и упала на холодный тёмный асфальт. Пьяный водитель затрясся от ужаса, затем со скрипом колёс развернул железного губителя и умчался в серый дождь, оставив меня в луже крови, смешивающейся с дождевой водой, на мокром чёрном асфальте…
Я лежала перед его домом, ведь ещё несколько мгновений назад я шла к нему в полной готовности закатить скандал… Я ведь знала, что человек, которого я любила больше жизни, сейчас с ней… Сейчас, когда я погибаю на мерзком ледяном асфальте, он шепчет ей ласковые слова, заглядывая в её большие чистые глаза, целует её губы, щёки, волосы… Я умирала, а он ничего не знал…
Наивные… Они думали, что я ни о чём не догадываюсь… Их роман у меня за спиной длился уже полгода. Я точно знала, когда они вместе, с точностью до минуты. Когда они шли по улице, взявшись за руки, думая, что их никто не видит, я провожала их невидящим от слёз взглядом, прячась где-нибудь за углом, за деревом.. Они были счастливы, а я чувствовала такую боль в своей чёрствой двадцатилетней душе! Но я не могла признаться им в том, что я знаю всё, я боялась его потерять совсем! А они, в свою очередь, боялись моей реакции, хотя для меня лучше самая какая ни на есть страшная правда, чем гнусная ложь, и они это знали, но всё равно продолжали лгать.. Лгать, что ничего не произошло, что всё, как прежде. Но я знала, что как прежде уже не будет никогда, потому что в нашей жизни появилась она, а ей было там не место.
Трудно себе представить более разных человек, чем я и она. Младше меня, она была слишком правильной, слишком… скучной. Её поведение всегда можно было предугадать. Для неё всегда существовало или чёрное, или белое, для неё не существовало оттенков или полутонов. Для неё не было просто людей – были или плохие, или хорошие. Она не понимала, что в каждом плохом человеке, как бы он ни опустился, можно найти что-то хорошее, а в хорошем, пусть он сам ангел, рано или поздно откроется маленькая чёрточка недоброжелательности или ехидства. Она не понимала, что все мы – люди, какими бы ни были. Она осмеливалась осуждать кого-то, порицать… Кто дал ей это право, для меня до сих пор остаётся загадкой… И она смела судить меня! Да, я не была такой тихой, как она, я могла высказать человеку без обиняков всё, что я о нём думаю прямо в лицо, и не жалеть об этом, я не любила недомолвок. Да, я взрывалась по каждому поводу, но лучше выплёскивать эмоции сразу, чем копить их в себе, а потом однажды всё же лопнуть, обдавая окружающих таким фонтаном ненависти, что погибла бы вся планета. Она смела обзывать меня эгоисткой! Воистину, в чужом глазу соломинку видит, а в своём не замечает огромного трухлявого бревнища… Это она, которая пыталась забрать его себе целиком, которая упала, как снег на голову, отобрать у меня того, кого я любила больше жизни практически с раннего детства! И если бы она посмела своим тошнотно-сладеньким правильным голоском возразить мне, что она его любит тоже, я бы, наверное, плюнула ей в лицо… Может, для неё со временем он и стал смыслом жизни, но для меня он и был самой жизнью! Её любовь не была, как моя, с первого взгляда… Она долго к нему присматривалась, узнавала, прежде, чем испытать какие-то серьёзные чувства. Если бы у неё была хоть капелька человечности и побольше ума, она бы повернулась и ушла, оставив нас в покое. Так кто из нас большая эгоистка?
Она думала только о себе, плачась, что она одинока, несмотря на окружение, рыдая, что ей плохо, или о своих друзьях… А я, стиснув зубы, могла помогать совершенно незнакомому человеку, забыв о себе, тая свою боль в себе, не желая переносить на других людей, особенно близких мне. Я вовсе не имею в виду, что я ангел с крылышками, скорее, исчадие Ада, но таящее в себе что-то хорошее, человеческое. Я согласна, что во мне столько зла, что хватило бы на десяток-другой девушек, но я, по крайней мере, и не скрывала его, не отрицала, что я – такая, не строила из себя пай-девочку, готовую ринуться на помощь всем и вся… Я не изображала готовность, я – помогала…Сколько тайн я хранила в себе… и через несколько минут они умрут вместе со мной. Я хотела стать личностью, хотела что-то делать для людей… уже ничего этого в моей жизни не будет, потому что она угасает с каждой секундой, как свечка возле могильной плиты.
И всё же он любил нас обеих – я не берусь сказать, кого больше, потому что мы с ней слишком разные, и любовь его к нам была не одинакова. Чего не было в ней, было во мне, и наоборот. Он не хотел терять ни одну из нас, но понимал, что так не может продолжаться вечно…
На улице было неописуемо холодно, но холода я уже не чувствовала своим истерзанным телом, температуру воздуха я примерно могла угадать по пару, в который превращалось моё слабое дыхание. Моё белое платье стало мокрым и – красным. Мои чёрные волосы слились с асфальтом. Мои мысли обрывались, накладывались одна на другую, мне уже не хотелось почти ничего, а только одного – чтобы это поскорее закончилось…
Дверь его подъезда распахнулась. Я знала, что это была дверь именно его подъезда, хоть и не видела, я чувствовала. Я представляла, как они выходят из подъезда, счастливые, красивые… Она – маленькая и хрупкая блондинка, он – невысокий, но сильный брюнет. Я слышала обрывок их разговора, который сменился дикими криками, когда они заметили моё распластанное тело на мокрой и грязной дороге.
Он подбежал ко мне, бережно склонился надо мной, его слёзы заливали моё и так мокрое от дождя лицо. Она застыла в немом ужасе, нелепо заламывая руки. (-Как трогательно! –если бы я не была так слаба, я бы непременно ехидно усмехнулась, но у меня уже не было сил даже на это).
-Что ты стоишь? – гневно закричал он ей, - вызывай скорую! Она, как послушная собачонка, побежала исполнять приказ.
-Скорая уже не поможет, - прошептала я и с нечеловеческими усилиями улыбнулась ему. – Я… ты…, - на большее у меня не хватило сил.
-Котёнок, всё будет хорошо, всё… - он осёкся, услышав стоны боли. Как он был красив! Я ещё раз пожалела, что покидаю этот мир, который был ко мне так жесток, а, может, это я была жестока к нему – теперь уже не имеет значения.
Его слёзы текли на моё лицо, обжигая, оставляя еле заметные следы. Я слушала его бессвязный шёпот, и физическая боль смешивалась с болью в сердце…
-Это я виноват, что не был в тот момент с тобой, что… - всё равно уже ничего не вернёшь… - Если бы я не… этого бы не произошло… - Поздно, поздно, о чём тут говорить?
Я услышала её тихие шаги.
-Скорая сейчас приедет, - своим приторно–правильным голосом сказала она, с ужасом нелепо таращась на нас двоих.
Скорая… мне уже ничего не нужно.. Мои глаза уже закрывались, и тело погружалось в сон - вечный сон.
-Уходи, - крикнул он ей. –Виноваты мы оба: я – потому, что не был с ней, а ты – потому что это из-за тебя я не был с ней…
Бедная девочка, она зарыдала, наверное, в первый раз в жизни мне стало её жалко. Но жалость тут же сменилась злорадством. Он не будет со мной… но он не будет и с ней. Эту битву выиграла я. Она подбежала к нам, но он со злостью оттолкнул её, и она в слезах убежала прочь. Трусиха, так легко отказывающаяся от своего счастья. Я бы на её месте попыталась остаться с ним, пусть даже ценой чьей-то жизни.
-Я люблю тебя, - прошептала я банальную фразу, которую на протяжении многих столетий повторяли тысячи и тысячи влюблённых, но из-за этого она не потеряла своей красоты и значимости. – Я… - я уже не смогла договорить, ведь каждое слово давалось мне чудовищными усилиями и.. болью. Но к боли примешивалась и радость – он не будет с ней… Это была моя маленькая месть ей. За всё. Вот так, даже уходя из жизни, я сделала свою последнюю подлость. Даже умирая, я осталась сама собой.
-Я люблю тебя, - ещё раз повторила я (я могла повторять это бесконечно, были бы только силы) и почувствовала, как моя душа покидает свою тесную оболочку.
– Спасибо тебе…, - попыталась я сжать его тёплую руку своей похолодевшей рукой и… умерла. Я не видела больше его страданий и не страдала сама. Почему люди понимают, как много значат для них близкие, только в самые трагичные моменты? Потому, что они – люди...
И всё же это случилось. Неожиданно, как это обычно бывает. Ведь все боятся смерти, но никто её не ждёт. И она приходит сама. Это оказалось не так страшно, как я могла себе представлять. Хотя сначала было больно и… смешно. Может, от шока и боли, а, может, от того, что это всё же произошло, как я этого ни боялась…
Я с раннего детства испытывала панический страх перед автомобилями, видела себя беспомощной и переломанной под их колёсами. При виде машин, несущихся на меня или даже мимо, мною овладевала дичайшая паника. Испуг пожирал меня… каждый раз я мучительно умирала от липкого страха и… оживала снова.
В этот раз я не ожила. Железный монстр с силой врезался мне в спину и подбросил вверх… я почувствовала, как погибают мои кости, как застывает позвоночник, как холодеет тело. Я захохотала от боли и упала на холодный тёмный асфальт. Пьяный водитель затрясся от ужаса, затем со скрипом колёс развернул железного губителя и умчался в серый дождь, оставив меня в луже крови, смешивающейся с дождевой водой, на мокром чёрном асфальте…
Я лежала перед его домом, ведь ещё несколько мгновений назад я шла к нему в полной готовности закатить скандал… Я ведь знала, что человек, которого я любила больше жизни, сейчас с ней… Сейчас, когда я погибаю на мерзком ледяном асфальте, он шепчет ей ласковые слова, заглядывая в её большие чистые глаза, целует её губы, щёки, волосы… Я умирала, а он ничего не знал…
Наивные… Они думали, что я ни о чём не догадываюсь… Их роман у меня за спиной длился уже полгода. Я точно знала, когда они вместе, с точностью до минуты. Когда они шли по улице, взявшись за руки, думая, что их никто не видит, я провожала их невидящим от слёз взглядом, прячась где-нибудь за углом, за деревом.. Они были счастливы, а я чувствовала такую боль в своей чёрствой двадцатилетней душе! Но я не могла признаться им в том, что я знаю всё, я боялась его потерять совсем! А они, в свою очередь, боялись моей реакции, хотя для меня лучше самая какая ни на есть страшная правда, чем гнусная ложь, и они это знали, но всё равно продолжали лгать.. Лгать, что ничего не произошло, что всё, как прежде. Но я знала, что как прежде уже не будет никогда, потому что в нашей жизни появилась она, а ей было там не место.
Трудно себе представить более разных человек, чем я и она. Младше меня, она была слишком правильной, слишком… скучной. Её поведение всегда можно было предугадать. Для неё всегда существовало или чёрное, или белое, для неё не существовало оттенков или полутонов. Для неё не было просто людей – были или плохие, или хорошие. Она не понимала, что в каждом плохом человеке, как бы он ни опустился, можно найти что-то хорошее, а в хорошем, пусть он сам ангел, рано или поздно откроется маленькая чёрточка недоброжелательности или ехидства. Она не понимала, что все мы – люди, какими бы ни были. Она осмеливалась осуждать кого-то, порицать… Кто дал ей это право, для меня до сих пор остаётся загадкой… И она смела судить меня! Да, я не была такой тихой, как она, я могла высказать человеку без обиняков всё, что я о нём думаю прямо в лицо, и не жалеть об этом, я не любила недомолвок. Да, я взрывалась по каждому поводу, но лучше выплёскивать эмоции сразу, чем копить их в себе, а потом однажды всё же лопнуть, обдавая окружающих таким фонтаном ненависти, что погибла бы вся планета. Она смела обзывать меня эгоисткой! Воистину, в чужом глазу соломинку видит, а в своём не замечает огромного трухлявого бревнища… Это она, которая пыталась забрать его себе целиком, которая упала, как снег на голову, отобрать у меня того, кого я любила больше жизни практически с раннего детства! И если бы она посмела своим тошнотно-сладеньким правильным голоском возразить мне, что она его любит тоже, я бы, наверное, плюнула ей в лицо… Может, для неё со временем он и стал смыслом жизни, но для меня он и был самой жизнью! Её любовь не была, как моя, с первого взгляда… Она долго к нему присматривалась, узнавала, прежде, чем испытать какие-то серьёзные чувства. Если бы у неё была хоть капелька человечности и побольше ума, она бы повернулась и ушла, оставив нас в покое. Так кто из нас большая эгоистка?
Она думала только о себе, плачась, что она одинока, несмотря на окружение, рыдая, что ей плохо, или о своих друзьях… А я, стиснув зубы, могла помогать совершенно незнакомому человеку, забыв о себе, тая свою боль в себе, не желая переносить на других людей, особенно близких мне. Я вовсе не имею в виду, что я ангел с крылышками, скорее, исчадие Ада, но таящее в себе что-то хорошее, человеческое. Я согласна, что во мне столько зла, что хватило бы на десяток-другой девушек, но я, по крайней мере, и не скрывала его, не отрицала, что я – такая, не строила из себя пай-девочку, готовую ринуться на помощь всем и вся… Я не изображала готовность, я – помогала…Сколько тайн я хранила в себе… и через несколько минут они умрут вместе со мной. Я хотела стать личностью, хотела что-то делать для людей… уже ничего этого в моей жизни не будет, потому что она угасает с каждой секундой, как свечка возле могильной плиты.
И всё же он любил нас обеих – я не берусь сказать, кого больше, потому что мы с ней слишком разные, и любовь его к нам была не одинакова. Чего не было в ней, было во мне, и наоборот. Он не хотел терять ни одну из нас, но понимал, что так не может продолжаться вечно…
На улице было неописуемо холодно, но холода я уже не чувствовала своим истерзанным телом, температуру воздуха я примерно могла угадать по пару, в который превращалось моё слабое дыхание. Моё белое платье стало мокрым и – красным. Мои чёрные волосы слились с асфальтом. Мои мысли обрывались, накладывались одна на другую, мне уже не хотелось почти ничего, а только одного – чтобы это поскорее закончилось…
Дверь его подъезда распахнулась. Я знала, что это была дверь именно его подъезда, хоть и не видела, я чувствовала. Я представляла, как они выходят из подъезда, счастливые, красивые… Она – маленькая и хрупкая блондинка, он – невысокий, но сильный брюнет. Я слышала обрывок их разговора, который сменился дикими криками, когда они заметили моё распластанное тело на мокрой и грязной дороге.
Он подбежал ко мне, бережно склонился надо мной, его слёзы заливали моё и так мокрое от дождя лицо. Она застыла в немом ужасе, нелепо заламывая руки. (-Как трогательно! –если бы я не была так слаба, я бы непременно ехидно усмехнулась, но у меня уже не было сил даже на это).
-Что ты стоишь? – гневно закричал он ей, - вызывай скорую! Она, как послушная собачонка, побежала исполнять приказ.
-Скорая уже не поможет, - прошептала я и с нечеловеческими усилиями улыбнулась ему. – Я… ты…, - на большее у меня не хватило сил.
-Котёнок, всё будет хорошо, всё… - он осёкся, услышав стоны боли. Как он был красив! Я ещё раз пожалела, что покидаю этот мир, который был ко мне так жесток, а, может, это я была жестока к нему – теперь уже не имеет значения.
Его слёзы текли на моё лицо, обжигая, оставляя еле заметные следы. Я слушала его бессвязный шёпот, и физическая боль смешивалась с болью в сердце…
-Это я виноват, что не был в тот момент с тобой, что… - всё равно уже ничего не вернёшь… - Если бы я не… этого бы не произошло… - Поздно, поздно, о чём тут говорить?
Я услышала её тихие шаги.
-Скорая сейчас приедет, - своим приторно–правильным голосом сказала она, с ужасом нелепо таращась на нас двоих.
Скорая… мне уже ничего не нужно.. Мои глаза уже закрывались, и тело погружалось в сон - вечный сон.
-Уходи, - крикнул он ей. –Виноваты мы оба: я – потому, что не был с ней, а ты – потому что это из-за тебя я не был с ней…
Бедная девочка, она зарыдала, наверное, в первый раз в жизни мне стало её жалко. Но жалость тут же сменилась злорадством. Он не будет со мной… но он не будет и с ней. Эту битву выиграла я. Она подбежала к нам, но он со злостью оттолкнул её, и она в слезах убежала прочь. Трусиха, так легко отказывающаяся от своего счастья. Я бы на её месте попыталась остаться с ним, пусть даже ценой чьей-то жизни.
-Я люблю тебя, - прошептала я банальную фразу, которую на протяжении многих столетий повторяли тысячи и тысячи влюблённых, но из-за этого она не потеряла своей красоты и значимости. – Я… - я уже не смогла договорить, ведь каждое слово давалось мне чудовищными усилиями и.. болью. Но к боли примешивалась и радость – он не будет с ней… Это была моя маленькая месть ей. За всё. Вот так, даже уходя из жизни, я сделала свою последнюю подлость. Даже умирая, я осталась сама собой.
-Я люблю тебя, - ещё раз повторила я (я могла повторять это бесконечно, были бы только силы) и почувствовала, как моя душа покидает свою тесную оболочку.
– Спасибо тебе…, - попыталась я сжать его тёплую руку своей похолодевшей рукой и… умерла. Я не видела больше его страданий и не страдала сама. Почему люди понимают, как много значат для них близкие, только в самые трагичные моменты? Потому, что они – люди...
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
Забыть на Миг...
Забыть на миг…
Забыть о том, что мы не вместе, и вместе уже не будем…
Что ты так легко перечеркнул прошлую жизнь, в которой была я…
Хотя бы на миг забыть о боли, которую ты причинил…
Забыть, что все твои слова - ложь…и ты никогда меня не любил…
Забыть, что все твои действия – фарс, и что наши отношения всего лишь игра, где я была марионеткой, а ты был куклачем, который в нужный момент дергал за определенные ниточки, и кукла делала то, что надо было тебе…
Хотя бы на миг забыть…
О том, что плакала…
О том, что не спала ночами…
На миг забыть обо всем…
И улыбнуться…
Улыбнуться ему, открыто, всем сердцем и всей душой…
Сказать, что он мне нужен, и я не хочу его терять…
Ты знаешь, он мне действительно нужен…
Если не он, то кто?
Кто поможет согреть руки, и собрать из осколков сердце, которое ты так безжалостно разбил? Разбил, и сам того не понял…
Ты знаешь, я почти тебя забыла…
По крайней мере я убеждала себя, и верила в это…
До вчерашнего дня…
До того, как ты написал мне смс…
Со словами «Привет. Как ты?»
Всего три слова, мгновение – и все вернулось на «старт»
Снова боль и снова сигареты…
И снова ложь всем подряд…
Друзьям, знакомым, родителям, ему…себе…
Врать, что ты уже давно забыт, и что я принимаю тебя не больше, чем как друга…
Я не знаю как перебороть себя, и не ответить…
Это выше моих сил…
Это сильнее меня…
И из последних сил пытаться продлить наш недолгий смс-диалог…
Не знаю чувствуешь ли ты, всю ту нежность, которое я воплощаю в мертвых строчках на экране твоего мобильного?
Наверное нет…
Конечно же нет…
По другому и быть не может…
Ты знаешь, я удивляюсь его терпению…
Удивляюсь, что его любовь ко мне так сильна, что он терпит соперника…
Тем более в сердце…
Он наверное надеется, что я тебя разлюблю…
Возможно…
Когда-нибудь…
Да нет же, опять сама себе вру…
Никогда не смогу тебя забыть и разлюбить…
Два с половиной года пыталась тебя забыть – не получилось…
Не факт, что вообще получиться…
Знаешь, моя беда – это твои глаза…
Они проникают в меня и сверлят изнутри…
Они ни днем, ни ночью не дают мне покоя…
Помнишь, во время нашего самого первого свидания, я смотрела в твои глаза, и не могла сказать ни слова?
Помнишь, ты спросил что со мной?
А помнишь, как я ответила, что тону, и попросила помощи?
Помнишь, ты сказал, что не дашь мне утонуть, спасешь меня, и что никогда не бросишь?
Помнишь?
Конечно же нет…
Ты не сдержал обещание…
Ты заставил меня окунуться в пучину боли…
Ощутить на себе все тяготы разлуки…
Я так и не смогла тогда отвести от твоих глаз свой взгляд…
Они притягивали словно магнит…
Я и сейчас с трудом могу отвести взгляд…но могу…
Только потому, что знаю – надо…
Иначе ты все прочитаешь в моих глазах…
Всю мою любовь…и всю мою боль…
И начнешь жалеть…
Только вот не надо мне твоей жалости…
Знаешь, я теперь совсем не пою...
Ни для кого…
Но если ты попросишь…
Я напою тебе мотивы нашего прошлого…
Помнишь, как мы ездили с друзьями на пикник, ты играл на гитаре, а я пела «изгиб гитары желтой»?
Все тогда слушали с восхищением…
Говорили, что у меня чудесный голос, а ты прекрасно играешь…
И что мы потрясающая пара…
Помнишь, как ты обнимал меня во время этих слов, и сказал, что любишь и будешь любить меня всегда?
Помнишь? Нет…
Я удивляюсь, как ты все это забыл?!
Когда ты успел?
Когда?
Научи меня забывать…
Я тоже так хочу…
Забывать без боли и сожаления…
Удалять из памяти – как удаляешь из памяти компьютера не нужные файлы в корзину…
А потом…
Восстанавливаешь их…
И снова удаляешь, чтобы потом снова восстановить и удалить…
Я устала от этого замкнутого круга…
Просто устала…
И сейчас просто иду по городу…
Просто гуляю…
И снова достаю из пачки сигарету…
И мне просто холодно без тебя в этом городе…
И я просто не знаю, что мне делать и как дальше быть…
Люблю тебя…
Твоя…
Навсегда…
Забыть на миг…
Забыть о том, что мы не вместе, и вместе уже не будем…
Что ты так легко перечеркнул прошлую жизнь, в которой была я…
Хотя бы на миг забыть о боли, которую ты причинил…
Забыть, что все твои слова - ложь…и ты никогда меня не любил…
Забыть, что все твои действия – фарс, и что наши отношения всего лишь игра, где я была марионеткой, а ты был куклачем, который в нужный момент дергал за определенные ниточки, и кукла делала то, что надо было тебе…
Хотя бы на миг забыть…
О том, что плакала…
О том, что не спала ночами…
На миг забыть обо всем…
И улыбнуться…
Улыбнуться ему, открыто, всем сердцем и всей душой…
Сказать, что он мне нужен, и я не хочу его терять…
Ты знаешь, он мне действительно нужен…
Если не он, то кто?
Кто поможет согреть руки, и собрать из осколков сердце, которое ты так безжалостно разбил? Разбил, и сам того не понял…
Ты знаешь, я почти тебя забыла…
По крайней мере я убеждала себя, и верила в это…
До вчерашнего дня…
До того, как ты написал мне смс…
Со словами «Привет. Как ты?»
Всего три слова, мгновение – и все вернулось на «старт»
Снова боль и снова сигареты…
И снова ложь всем подряд…
Друзьям, знакомым, родителям, ему…себе…
Врать, что ты уже давно забыт, и что я принимаю тебя не больше, чем как друга…
Я не знаю как перебороть себя, и не ответить…
Это выше моих сил…
Это сильнее меня…
И из последних сил пытаться продлить наш недолгий смс-диалог…
Не знаю чувствуешь ли ты, всю ту нежность, которое я воплощаю в мертвых строчках на экране твоего мобильного?
Наверное нет…
Конечно же нет…
По другому и быть не может…
Ты знаешь, я удивляюсь его терпению…
Удивляюсь, что его любовь ко мне так сильна, что он терпит соперника…
Тем более в сердце…
Он наверное надеется, что я тебя разлюблю…
Возможно…
Когда-нибудь…
Да нет же, опять сама себе вру…
Никогда не смогу тебя забыть и разлюбить…
Два с половиной года пыталась тебя забыть – не получилось…
Не факт, что вообще получиться…
Знаешь, моя беда – это твои глаза…
Они проникают в меня и сверлят изнутри…
Они ни днем, ни ночью не дают мне покоя…
Помнишь, во время нашего самого первого свидания, я смотрела в твои глаза, и не могла сказать ни слова?
Помнишь, ты спросил что со мной?
А помнишь, как я ответила, что тону, и попросила помощи?
Помнишь, ты сказал, что не дашь мне утонуть, спасешь меня, и что никогда не бросишь?
Помнишь?
Конечно же нет…
Ты не сдержал обещание…
Ты заставил меня окунуться в пучину боли…
Ощутить на себе все тяготы разлуки…
Я так и не смогла тогда отвести от твоих глаз свой взгляд…
Они притягивали словно магнит…
Я и сейчас с трудом могу отвести взгляд…но могу…
Только потому, что знаю – надо…
Иначе ты все прочитаешь в моих глазах…
Всю мою любовь…и всю мою боль…
И начнешь жалеть…
Только вот не надо мне твоей жалости…
Знаешь, я теперь совсем не пою...
Ни для кого…
Но если ты попросишь…
Я напою тебе мотивы нашего прошлого…
Помнишь, как мы ездили с друзьями на пикник, ты играл на гитаре, а я пела «изгиб гитары желтой»?
Все тогда слушали с восхищением…
Говорили, что у меня чудесный голос, а ты прекрасно играешь…
И что мы потрясающая пара…
Помнишь, как ты обнимал меня во время этих слов, и сказал, что любишь и будешь любить меня всегда?
Помнишь? Нет…
Я удивляюсь, как ты все это забыл?!
Когда ты успел?
Когда?
Научи меня забывать…
Я тоже так хочу…
Забывать без боли и сожаления…
Удалять из памяти – как удаляешь из памяти компьютера не нужные файлы в корзину…
А потом…
Восстанавливаешь их…
И снова удаляешь, чтобы потом снова восстановить и удалить…
Я устала от этого замкнутого круга…
Просто устала…
И сейчас просто иду по городу…
Просто гуляю…
И снова достаю из пачки сигарету…
И мне просто холодно без тебя в этом городе…
И я просто не знаю, что мне делать и как дальше быть…
Люблю тебя…
Твоя…
Навсегда…
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Старожил
- Сообщения: 1983
- Зарегистрирован: 16 июн 2009, 01:11
- Репутация: 1
- Пол:
-
- Собеседник
- Сообщения: 725
- Зарегистрирован: 26 июл 2008, 20:46
- Репутация: 0
О чем ты думаешь перед сном?
Я думаю о тебе. Я не могу не думать о тебе. Это единственные мечты, которые мне позволены, потому что они не сбываются...
Часто, когда ты уснешь, я прихожу к тебе поздно ночью. Сажусь на край кровати и долго смотрю на тебя. Нежно прикоснувшись тыльной стороной ладони к твоей щеке, я невольно нарушаю твой сон. Ты нехотя пробуждаешься. А я, сидя все там же, таю, рассыпаюсь, испаряюсь от того сильного чувства, которое появляется, когда я врываюсь в твой сон и прикасаюсь к твоей душе.
Вот уже маленькие светлые капельки исчезают одна за другой. И опять я в своей кровати обнимаю подушку...
Я думаю о тебе. Я не могу не думать о тебе. Это единственные мечты, которые мне позволены, потому что они не сбываются...
Часто, когда ты уснешь, я прихожу к тебе поздно ночью. Сажусь на край кровати и долго смотрю на тебя. Нежно прикоснувшись тыльной стороной ладони к твоей щеке, я невольно нарушаю твой сон. Ты нехотя пробуждаешься. А я, сидя все там же, таю, рассыпаюсь, испаряюсь от того сильного чувства, которое появляется, когда я врываюсь в твой сон и прикасаюсь к твоей душе.
Вот уже маленькие светлые капельки исчезают одна за другой. И опять я в своей кровати обнимаю подушку...
Ночью приходят сны,а в них те,кого мы так любим...
-
- Похожие темы
- Ответы
- Просмотры
- Последнее сообщение
-
- 4 Ответы
- 453 Просмотры
-
Последнее сообщение HelenAlexkulikova
03 июн 2015, 22:43
-
- 40 Ответы
- 733 Просмотры
-
Последнее сообщение Life_Hiromantiya
25 дек 2023, 21:23
-
- 4 Ответы
- 226 Просмотры
-
Последнее сообщение Loya80
05 ноя 2023, 21:11
![Нет непрочитанных сообщений [ Тема закрыта ]](./styles/tonkiymirru/theme/images/forum_read_locked.gif "Нет непрочитанных сообщений [ Тема закрыта ]")