Видение Войны...
Добавлено: 25 апр 2014, 16:47
Когда-то я поклялся не писать стихов. ) Потому что они - магия. ) Ну вот, был повод...
Но есть вещи, когда прозы - мало. И я схитрил. Иногда я смешиваю стихи и прозу, и обрубаю стихи в этой прозе, чтобы лишить их магической силы... Как-то вот так, сбивая иногда с ритма читателей:
Война – не старая-не молодая – нищая незрячая бродяжка, закутанная в рваный, с подпалинами, маслом и нечистотами пахнущий брезент, и ливню не под силу смыть с ее бледного лица грязь порохового грима, и космы никогда не стриженных волос, шевелятся от вшей, а под острыми, как осколки, ногтями окровавленных пальцев – черная земля смешалась с гниющей плотью человеков.
И выставив худые руки, Война идет на шум, на ругань, на проклятья, в толпе встречая поцелуем Смерть-сестру, когда та пляшет в вихре-хороводе, насаживая души на косу. Напившись вволю слез и крови – то их любимое питье, на время Сестры засыпают… И снится им, как люди хороня убитых, давая клятвы отомстить, Войне молитвы посылают, и для врагов сзывают Смерть.
А людям снится Смерть врагов, Война – как справедливое отмщенье… Лишь старый попик бьет в набат, внушая смутное сомнение, да только в звоне благовеста уже давно не разобрать: Война – не средство для отмщения, и Смерть – не будет выбирать…
Такие ночи не забыть. Столь хладно – только Смерть дышать умеет.
Проснутся утром наши Сестры. И их как будто не узнать. Подтянуты, млады, красивы – совсем не страшные они. Проходят сквозь людей, целуют в лбы, студеными прозрачными губами, и каждому твердят: Иди, иди, убей кого-нибудь за брата.
Ну а потом?
Потом морок падет. Заплачут? Плакать больше – слез уже не будет. Лишь каждый пропитается Войной, на каждом сердце Смерть рубец оставит.
Уйдет Война – ведь станет очень тихо, пожарищ только треск, да ветра вой, и слабых ног почти не слышный шорох – то люди возвращаются домой. По выжженным дорогам вереницы – идут, шатаясь, что-то шепчут про себя. Нет больше сил шуметь, и злиться, не хочется ругаться, проклинать… поесть бы вдоволь хлеба, и если повезет – обнять старуху-мать.
Но есть вещи, когда прозы - мало. И я схитрил. Иногда я смешиваю стихи и прозу, и обрубаю стихи в этой прозе, чтобы лишить их магической силы... Как-то вот так, сбивая иногда с ритма читателей:
Война – не старая-не молодая – нищая незрячая бродяжка, закутанная в рваный, с подпалинами, маслом и нечистотами пахнущий брезент, и ливню не под силу смыть с ее бледного лица грязь порохового грима, и космы никогда не стриженных волос, шевелятся от вшей, а под острыми, как осколки, ногтями окровавленных пальцев – черная земля смешалась с гниющей плотью человеков.
И выставив худые руки, Война идет на шум, на ругань, на проклятья, в толпе встречая поцелуем Смерть-сестру, когда та пляшет в вихре-хороводе, насаживая души на косу. Напившись вволю слез и крови – то их любимое питье, на время Сестры засыпают… И снится им, как люди хороня убитых, давая клятвы отомстить, Войне молитвы посылают, и для врагов сзывают Смерть.
А людям снится Смерть врагов, Война – как справедливое отмщенье… Лишь старый попик бьет в набат, внушая смутное сомнение, да только в звоне благовеста уже давно не разобрать: Война – не средство для отмщения, и Смерть – не будет выбирать…
Такие ночи не забыть. Столь хладно – только Смерть дышать умеет.
Проснутся утром наши Сестры. И их как будто не узнать. Подтянуты, млады, красивы – совсем не страшные они. Проходят сквозь людей, целуют в лбы, студеными прозрачными губами, и каждому твердят: Иди, иди, убей кого-нибудь за брата.
Ну а потом?
Потом морок падет. Заплачут? Плакать больше – слез уже не будет. Лишь каждый пропитается Войной, на каждом сердце Смерть рубец оставит.
Уйдет Война – ведь станет очень тихо, пожарищ только треск, да ветра вой, и слабых ног почти не слышный шорох – то люди возвращаются домой. По выжженным дорогам вереницы – идут, шатаясь, что-то шепчут про себя. Нет больше сил шуметь, и злиться, не хочется ругаться, проклинать… поесть бы вдоволь хлеба, и если повезет – обнять старуху-мать.
