Светотени

Здесь вы можете выложить опубликовать свои статьи, сочинения, научные концепции, теории и поделится мнением с другими авторами

Ответить
Сообщения: 0
Зарегистрирован: 01 ноя 2014, 21:15
Репутация: 0
Пол:

Светотени

Сообщение khranitel_mira » 18 ноя 2014, 20:14

Иногда возникает желание писать. Решил, что некоторые рассказы уместно не держать в папочке ворк)))

Добавлено спустя 4 минуты 31 секунду:
1. Урок #36376.

Насколько помню, для меня, добраться до стены было целью, как и у большинства из живущих. Она разделяла и оттого притягивала и объединяла в надежде. За стеной располагался удивительный островок мира, на котором никогда не было солнца, дождя, красок, но по преданиям идущих из минувших тысячелетий в глубине сей земли покоилась желанная атмосфера непостижимой благодати. Предание пьянило, кружило голову, сводило с ума, закаляло, заставляло бороться, стремиться, верить.

Длительные скитания по диким и тёмным землям, под аккомпанемент голосов и звуков разношерстных тварей и гадов, прежде чем достигнешь подножия грандиозного сооружения, не редко забирали жизни. Переход по земле в вечной темноте был опасен, но использовать огонь было куда опасней.

Стена была высока, из камня побитого вереницей бесчисленных лет, с открытыми узкими подъёмами, ведущими на самый верх, где под ветхими навесами из древесины, соломы и сукна останавливались паломники.

Новые люди появлялись не каждый день, ведь помимо самого предания ходила молва, что решимость подняться на стену буквально затягивала, отрезая путь назад. Предположений, почему так происходило, выдвигалось довольно, и их действительно хватало.

Сознание менялось. Ещё при юности прадеда первый шаг от лестницы, вероятно, привёл бы к жестокому, порой неравному бою, оспаривающему собственную пригодность и веру, сейчас же моё появление просто привлекло внимание.

С подъёмом наверх неожиданно открылась пустынная равнина уходящая вдаль. С внутренней стороны спуск до земли оказался местами ниже человеческого роста и если до стены растительный мир мог похвастать изобилием, то внутри всякая жизнь отсутствовала напрочь, лишь крохотные огороды и одинокие плодово-ягодные кусты с карликовыми деревьями росли на окультуренном каменном основании. Растениям полив не требовался, камень отдавал достаточно влаги, а вот для людей её не хватало, хотя чаши расположенные в редких понижениях каменной платформы исправно собирали напорную воду.

Некие никогда не гаснущие источники искусственного освещения, расположившиеся в нескольких местах, для покрытия наибольшей площади вновь прибывших ставили в тупик. Мало того, что свет в этих местах был диковин, так в принципе и нежелателен. Но вопросы о его необходимости отпадали сами собой и достаточно скоро.

Предыдущий опыт выживания спустя несколько минут понёс прочь от поселения в сторону равнины. Окружающая действительность не укладывалась в голове, показавшись безумием. Одно лишь присутствие в хорошо освещённом пространстве леденило неистово забарабанившее сердце. Уже собравшись прыгать на голую землю, был свален и коллективно связан. Жар внутри позволял смотреть лишь со злобой. Когда оттянули под один из навесов, услышал чьи-то слова:

-«Потом благодарить будешь»!

Проведя жизнь, либо значительную её часть во тьме здесь приходилось ломать привычки. Детей здесь не было, не было опасных наземных хищников и не было дичи, не было болот, бурных вод и дремучих лесов, практически отсутствовали всякого рода паразиты и гады, что исключало множество тревог и хлопот. Металл попадал сюда только принесённый с собой, одежды обычно тоже не хватало, бытовая утварь в своей массе походная и, разумеется, в минимальном количестве. Тут всегда ощущался недостаток вещей. Образование, если и было теряло ценность, хотя впрочем, помогало для поддержания разнообразия в разговоре. Однако в ранг особой ценности вышли крепкие моральные принципы, трансформировавшиеся со временем в свод правил, которые в свою очередь сложились так давно, что безоговорочно воспринимались как непреложная составляющая настенного бытия.

Во второй раз никого не удерживали. Когда успокоился и спросил, зачем так поступили, ответили, что хорошо, раз задумался, но говорить о причине рано и предложили пожить пока, чтобы осмотрелся.

Я видел, как паломники в одиночку уходили на равнину, больше не возвращаясь. Это выглядело совершенно естественно. К этому и сам долго стремился. Всё выглядело естественно, и после очередного отдыха снова решил обсудить произошедшее.

Я узнал, что свет хоть и нёс дискомфорт, надежно оберегал от суеты внешнего мира и от преждевременного испытания внутреннего. Что на стене сейчас живёт максимум из возможного количества людей, поэтому, когда кто-то приходит, кто-то уходит на равнину. Чаще люди уходят одни, но бывает, группами и мне не повезло увидеть массовое паломничество, ибо оно, вероятно, показало бы силу веры.

Однако это было не единственное откровение. Если паломник, которому приходил черёд последнего путешествия, отказывался от него, его могли принести в жертву. Другие требования так же то регулировали дисциплину, то одновременно создавали прецедент для корректировки численности поселения. В целом услышанное показалось приемлемо, а под иной склад характера требования, несомненно, целиком пришлись бы ко двору.

Я увидел разумное зерно в возможности ещё пожить на самой границе перед долгожданной целью, когда уже нет беспокойства в её достижении. Усиливалось и чувство, что это даже дар за тернистый путь доведший досюда.

Давненько так хорошо не отдыхал. Организм словно отпустило от постоянного напряжения. Появилось нечто особенное в настроении и впервые за несколько сезонов, позволил себе просто быть тут и сейчас. О, это забытое чувство! Но природа никогда доселе не давала сполна насладиться сей привилегией, что сразу вспомнил, когда мысль соскользнула в подобные переживания прошлого. Она предпочитала взамен брать жестокостью и напором.

Окружность стены была велика, и некоторые участки когда-то были разрушены. Ошибочно полагать, что стена была средоточием мира. Напротив, она стояла последним бастионом, прославляющим искусство воинов. Так было не всегда, а результаты вспыхивавших противостояний напоминали до сих пор. Из уважения или от обречённости предпринимались попытки реставраций, правда, реальные возможности не способствовали этому. Помимо инструментов и материалов, не хватало знаний о функционировании сооружения. Однако любое занятие, которое позволяло отвлечься от праздности, невзирая на результат, несло пользу.

Так на глаза и попался весьма прыткий паренёк. Он старался так, будто хотел успеть, вот только рубеж отсутствовал. Некоторое время даже больше посматривал, как он рвал жилы, что разожгло уважение к нему. Тогда впервые пошёл на расчистку территории и наверно ради этого задора ещё бы несколько раз с радостью уделил себя этому труду.

Пока работали, на стену поднялась новая группа. Сам находился здесь не долго, но смотреть со стороны на их реакции было не только любопытно. Можно утверждать, что таким как я, немного обжившимся, это виделось хорошим развлечением. Компания из пяти здоровяков, несомненно, способная действовать сообща, раз оказались тут, под режущим глаза светом на открытом пространстве испытывала дискомфорт. По себе судя, на них тяжёлым бременем обрушилось чувство абсолютной наготы, когда открыт, сбит с толку, почти беспомощен, а сам как на ладони у толпы, иначе говоря, как пить дать, лёгкая жертва. Возможная проблема заключалась в дальнейшей реакции. У меня хватило рассудка в проигрышном положении в помутнении не ринуться на готовых копейщиков, чтобы не быть сброшенным вниз, признаться умиротворяла мысль о величественности достигнутой святыни.

- И вы туда же, - услышал голос справа от себя. Повернувшись увидел того парнишку, посмотрев вопросительно. - Вы не понимаете, что происходит? Ну, нет, конечно, - продолжил и сразу запнулся на полуслове. Но только собрался уходить, как схватил за руку. - Я заметил, как наблюдали за моими трудовыми подвигами. Думаете, что это ради них? – спросил, поведя рукой в сторону остальных. - Это чтобы хоть что-то успеть сделать в жизни, хоть такую мелочь! Подумайте, это же не нормально, что на равнине ничего нет, от её вида кровь стынет! По крайней мере, у меня стынет. Её описание, знакомое с рождения совсем не передаёт ту дикую безысходность.
- Я вижу в этом лишь свободную землю, - ответил ему.
Вздохнув, он опустил глаза.
- Похоже, не зря в себе держал эти переживания. Прощайте.

Он сразу ушёл. Ещё потаскав камни, я направился к себе, озадаченный откровенностью собеседника. Казалось невозможным услышать подобное от того, кто недавно был исполнен веры и непреклонности в пути. Позже, выйдя к краю, стоял и смотрел во тьму. Окунуться туда и уйти вперёд, как и прежде думая лишь о том, что ждёт впереди ощущалось острой потребностью.

Становилось шумнее, люди собирались неподалёку. Хотелось ещё побыть в большей тишине. Оказалось, что провожали паломников уходящих на равнину. Массовость была редкостью, поэтому мероприятие непременно привлекало внимание.

Вспомнив слова парнишки о пустой земле, смотрел вслед в уверенности, что теперь с ним всё хорошо. Самого же не покидало чувство, что именно там и моё место.

Отвлекла возня позади. Одного из прибывших, как меня ранее, пытались остановить, но тот оказался шибко упорным, да не в пример остальным ловким малым. Освободившись, наверно предположил, что я тоже преграда на пути и чуть не сшиб с ног. Ещё мгновение и его спина исчезала из виду.

Потом с той стороны послышались чуть различимые крики, и они приближались. Не знаю, что нашло, но выдернув верёвку у рядом стоящего бросился на пустошь. Я бежал. От длительного нахождения на свету глаза привыкали к темноте. Сориентировался по слуху, знакомый голос звучал совсем рядом. После последнего крика адресованного уже мне, увидел, как охваченного страхом одного из двух оставшихся бегущих толкнуло вперёд так, что тот перелетел за меня и так и не упав на землю, его стало приподнимать. Тело с одеждой и вещами в один миг, расщепившееся в массивную молекулярную массу, немедленно было поглощено преследователем.

Парнишка кричал: - Назад! - продолжив бежать, как только мог. Тут верёвка и понадобилась. Когда с ним поравнялся, сам уже обмотался. Сунув ему другой конец, только и сказал: - Быстро, - и он понял. До стены оставалось рукой подать, когда его бросило вперёд, но благодаря собственной инерции сразу же его выдернул. Благо не завалился на спину. Схватив за шмотки, поднял парнишку на ноги и, пробежав немного, вперёд бросило уже меня с такой силой, что чуть шею не свернуло, а в глазах помутнело. В голове расходился шум, а тело будто начинало разрываться. Спину неимоверно жгло, когда почувствовал новый толчок. Парнишка продолжил бег, хоть и его слегка подбросило. Теперь мы находились в поле света.

Всё обернулось мрачно. Крепко засела мысль о невидимом во тьме преследователе, бездонная ярость которого пожирала материю. Стража внутренней земли, от которого ограждал лишь искусственный свет над стеной. Попытка разговора с остальными привела к недоверию, а немного погодя и обвинениям. Выходило, что назад домой никак, путь вперёд невозможен, немного пожить в беспросветной нужде при постоянном свете на каменной полосе в окружении основной массы искусно себя обманывающих претило.

Улучив редкий момент уединения, снял с пояса старый охотничий полуторной заточки нож, с трудом оголив торс сел на колени и, основываясь на знании анатомии, начиная с левого бока спины, стал планомерно пропарывать себя насквозь, не задевая жизненно важные органы, дважды слева, дважды справа. На четвёртый, видимо при временной потери концентрации от боли и прорывающихся редкими импульсами приятных мыслей порезал печень. Кровь хлынула наружу потоком, сам же почувствовал леденящее прикосновение от давно тёплого лезвия, разошедшееся по всему телу судорогой с мурашками. Снова взялся за рукоять. Тяжёлый нож осторожно вынул, положил рядом, ощущая сквозь затруднённое дыхание как доволен собственной жизнью, как она была прекрасна, и как хотелось бы продолжения… теперь может однажды.

Добавлено спустя 8 дней 15 часов 53 минуты 1 секунду:
Очертания.

Ожившие
движения, лилейные, ранимые,
Примерные
в сомнении, нечаянны, учтивые,
Познавшие
терпение, тактичность, убеждение,
Очерчены
стремлением, порывом – точно временем.

Изменчиво
течение, хоть нехотя, умеренно,
Открытое
смущение, столь красочно, горение,
Отринув
подозрения, убогость, снисхождение,
Охвачено
влечением, заботой – но не временем,

Совместно
тяготение, блаженно, вдохновение,
Растроганно
в волнении, душевно, откровение,
Вдохнувши
единение, усладу, восхищение,
Раскрыто
сотворением, сердечностью - вне времени.

Добавлено спустя 8 дней 6 часов 58 минут:
2. Урок #878355.

Ранний туман с лёгкостью спадает оседая разнородными обледеневшими капельками на тротуарных дорожках, битом стареньком асфальте родного двора и машинах, которыми заставлено любое мало-мальски пригодное для них местечко. Сырость никогда не покидающая наши широты в осенний сезон бесповоротно начинает править балом, и теперь словно незримой пеленой окутав способна в любых обстоятельствах пробираться до самых косточек если задержишься чуть более под открытым небом. Но это совершенно не мешает разбегаться городской жизни в очередной, на этот раз долгожданно солнечный день.

Наш город, как и любой иной живёт своей сумасшедшей жизнью. Тут может произойти и удивительное и ужасное, раскрыться почки не в сезон, и падать снег в средине лета. Сейчас же, утром, тысячи транспортных средств сжигая тонны как правило уж очень плохенького качества топлива торопятся доставить людей по месту необходимости.

Однажды, брат, придя из университета, поделился информацией от преподавателя по экологии. У нас, городских, не зависимо от того, куришь или нет, давно отвратительно чёрные лёгкие изнутри. И знаете, это, несомненно, похоже на правду. В бывших союзных городах, такая пыль и грязь, что просто страшно. В развитых странах городской воздух значительно лучше. И проверяется это совершенно просто, банальным фильтром салона в вашем авто. Он забивается до состояния хуже не представить вдвое быстрее прописанного срока службы. Из белого, он становится маслянистым, натурального нефтяного оттенка, таким, что лучше бы его глаза не видели. Увидев раз такое, смекаешь, что в черте города лучше ездить в индивидуальных транспортных средствах с задраенными окнами и люками, включив кондиционер. Вот уже и вторая байка про здоровый образ жизни накрылась за эти две минуты. Первая, если не заметили, слегка отдалённая, говорящая о худшей экологической обстановке в городах на западе, вторая, что лучше больше ходить, а не протирать кресло автомобиля. Лучше легче дышать, а физической нагрузкой отдельно заняться, в тренажёрном зале. Кстати, в редких случаях, улицы моют тряпками и моющими средствами, и убирают чаще, тогда точно чище.

Конечно, куда сильнее нравится хорошее настроение, улыбка, уходящая своей причиной в сердце, ясные, даже поющие глаза, свет которым есть возможность поделиться, вот только почему-то так не всегда. Задумчивости добавляют некоторые случаи, однотипные по сути, точно кричащие о важном, но как профессиональный психолог окучивающие со всех сторон.

Давно это было, как впервые почувствовал. Вечер, пасмурное небо, осень, моросило, холодно, уже голые деревья, наверно между восемнадцатью и девятнадцатью часами, начинало темнеть. Спускаюсь в подземный переход у железнодорожного вокзала и с последних ступенек замечаю на мраморном поле лежащего человека. Редкие люди пока обходят стороной, лишь некоторые присматриваются. Всё замедляется, сам замедляюсь, секунды тянутся, взгляд таинственно прикован, а он не шелохнётся. Слышу, как кого-то просят не задерживаться. Понимаю, что ему не плохо, что передо мной тело мёртвого в возрасте человека, который возможно упал, неудачно покатился. Одежда старая, грязная, мокрая, вся мокрая, значит, точно упал, лицо в крови и мрамор тоже. Тут время и спуртануло, сухим льдом обжигая каждую клеточку осознанием его безвременно пришедшего конца. Вне всякого сожаления, но в диком волнении от впечатлений ускоряю шаг, а дальше мысли, мысли и снова мысли уводящие к покойникам в беспокойстве снующие в жажде ответа, что так сегодня затронуло. Ухоженные тела, аккуратно расположенные ради последней церемонии никогда не трогали, тут же читалась последняя история человека и своей свежестью, будто затягивала в свидетели его финальной трагедии, открывая запах прихода смерти.

Функциональность организма вообще дивная штука. И хотя я не медик образование вкладывало чувство потенциальной целостности, осязаемый идеал работоспособности, а гуманность личного окружения незримую поддержку отмеченных закономерностей. Учебные пособия, это лишь пособия, а оказаться в кунсткамере задолго до совершеннолетия, чтобы мизер пока изученного основательно напитать увиденным, почти тактильным, сойдёт на смену представления об окружающем мире.

Вообще люди конечно, сволочи. Взять меня, например. Незадолго до случая в переходе был в Германии, и так уж посчастливилось, что нашу группу подростков объединили с совсем малыми из интерната областного центра. До чего же выводил исключительно всех один из сирот. И когда этот сорванец увязался за мной со школьными друзьями в прогулку по городу и с успехом продолжил действовать на нервы и над очередным предупреждением ещё подтрунивать стал, то скоренько нашёл действенный воспитательный выход. В один миг он завис головой вниз на высоком мосту через реку, а когда по возвращении его истеричная жалоба не нашла ожидаемого отклика со стороны взрослых, то всю поездку по крайней мере при мне вёл себя куда лучше.

Занимает меня вопрос и реакции на слова, скажи кому, что временами лишь умная головушка уводила в сторону от кровавого пути, который на зависть настойчиво пробивался в мою жизнь. Я постоянно чувствовал жизнь, что позволяло чуть ли не ежедневно проникаться к божественному творению трепетным уважением. Занимаясь спортом, ещё в детстве в итоге затянуло в боевые искусства, и однажды в массовой драке с параллельным классом легко унизительно вжал в дощатый пол бойкого ровесника. Незадача от результата для всего окружения состояла в моём привычно меланхоличном поведении. Только успев пойти в первый класс зрение резко ухудшилось, однако впоследствии, когда приходилось стрелять в школьном тире, без очков, так как их не переносил, без оптического прицела, что не полагалось и без линз, которых тогда не было вовсе, либо были диковинны и недоступны, щурясь и часто страдая от напряжения глаз, с удовольствием укладывал пули неизменно кучно. Стоит ли добавить в этот винегрет, что был наблюдателен, ценил уединение, предпочитал о себе молчать и восхищался оружием. Возможно это и стандартный набор для юнца, правда, свойственное осязание жизни параллельно с дивной красотой открывало понимание, а вместе с ним актуальность самоконтроля, и снова и снова, оставлял те занятия и интересы, ведущие прямо и косвенно к насилию. Казалось, отсутствие армии окончательно решит все проблемы. Вот только не подозревал, что исключение физических составляющих окажется не достаточно.

Об ужасных случаях ментального взаимодействия, пожалуй, промолчу, тем более такое граничит с устоявшимся мнением потери реальности, даже когда есть материальные подтверждения. А вот отвлекался, окунаясь то в прозу, то поэзию:

Коньки, коньки,
Роликовые коньки,
В золотую осень, резвясь, уносят они,
По склонам прибрежных столичных аллей,
Мы мчимся с тобой; Не думай, забудь же о ней,
Здесь ясень и дуб, и ель, и берёза,
Ведут хоровод, готовясь к морозам,
И мы никогда не будем знакомы,
Ведь сон там, где ты, а я,
Я остывшая осень.

И понял, что на самом деле подарит жизнь только любовь, при всей пагубности внутренней тьмы и стремлением к миру, способная непринуждённо извлекать из собственной реальности, ибо податлив.

Ответить

Вернуться в «Проза»